Семен Палий
Шрифт:
— Войска много у него?
— Трудно сказать; пишется один полк, а в нем столько людей, что и в три не уберешь. Посполитые к нему всё идут и идут, я уже несколько универсалов послал, чтоб тяглых людей не записывали в реестр казацкий. Да Палий на это внимания не обращает. Из-за него и запорожцев трудно удержать от своеволия и с поляками ладу нет. Боюсь, как бы не поднялась чернь хуже, чем при Хмельницком.
— Нет, Иван Степанович, я про Палия не по этой причине спросил. Нам ненадобно, да и не можно его от себя отталкивать, тем паче, если он сам к нам просится. Я, насколько могу, слежу за тем, что он делает. И чем больше размышляю,
— Да, добрый поход был. Везет этому Палию, удачливый он, — промолвил гетман.
— Удачливый? Не то, Иван Степанович, — возразил Петр, сухой травинкой выковыривая пепел из трубки. — Не верь ты в удачу. В разум верь, в опыт воинский, в казаков своих. А что у Палия войско все увеличивается, так это к лучшему. По-моему, и стражу не следует ставить по Днепру, не надо отгораживаться от правобережцев. Разве они не наши люди? Коль понадобится им помощь, так ты подавай, только чтоб никто про это не ведал.
Петр поднялся.
— Вот и все, о чем я хотел поговорить с тобой.
Он застегнул кафтан и зевнул, прикрывая ладонью рот.
— А ночь-то какая хорошая! Люблю я в степи ночевать. Да и самую степь люблю, хоть и не степняк я… Ну, Иван Степанович, прощай, время отдыхать.
Петр кивнул в ответ на поклон Мазепы и пошел к шатру.
Глава 13
НОВОЕ ПОПОЛНЕНИЕ
Сотник Зеленский смахнул веником грязь с сапог и толкнул дверь. Палий, Семашко и Федосья обернулись к двери, только глухой дед продолжал есть.
— Хлеб-соль, — сказал Зеленский и остановился у порога, посмотрев на чисто вымытый пол, застеленный ковром, и на свои сапоги, с которых уже натекла лужица.
— Проходи, проходи, жинка вытрет. Что, очень плохая дорога?
— Развезло так, что ни дорогой, ни полем не проехать. Столько снегу враз стаяло, — где лужа была, там теперь целое озеро. А посмотрели бы, что на Днепре делается!
— Садись обедать, — полковник чуть подвинулся, освобождая место рядом.
— Потом поем. Тут, батько, три сотни со мной с Левобережья. Мы их уже под самым городом догнали. Ты выйди к ним, они на улице ждут. Люди устали — дорога трудная, а тут еще через Днепр в такую погоду пришлось переправляться.
Палий надел шапку, накинул на плечи кожух и вышел из хаты. На улице стояли три конные сотни.
Часть казаков оставалась в седлах, другие сошли с облепленных грязью коней и, держа в руках поводья, негромко беседовали. У ворот стояли три сотника. Один из них, увидев Палия, по привычке поднял было руку к шапке, но тут же смущенно опустил ее. Казаки замолчали, все взоры обратились к Палию.
— С чем бог послал? — здороваясь с сотниками за руку, спросил полковник.
— Мы из Прилуцкого полка, вот, значит… — начал было один сотник.
— Да что там долго говорить, — перебил
— Отчего ж не принять? Коли с добрыми намерениями — примем.
— Мы тебе скажем всю правду. Пришли мы, как есть, вот разве только ложка у иных за голенищем. Сейчас весна, голод у нас…
— Ничего, харч у нас найдется. Да и вы, я думаю, не захотите сидеть без дела.
— А чего ж, мы своему полковнику все делали, всю землю обрабатывали, — послышался голос из ближней сотни.
Палий подошел к казакам.
— Нет, мне делать ничего не нужно, — сказал он улыбаясь, — у меня и земли своей нет. Земля у нас общая. На себя, хлопцы, работать будете. Мы урожай в одну камору ссыпаем. Только то не моя камора, а полковая, Андрей, пошли кого-нибудь за Корнеем.
Поговорив еще с несколькими казаками, Палий возвратился к воротам, где уже стоял Кодацкий.
— Размести их, Корней, на эту ночь. Проследи, чтоб покормили людей и коней. А завтра, — обратился он к сотникам, — приходите, посоветуемся, где вам осесть, в какую волость лучше поехать. — И обернувшись к Зеленскому: — Ну, пойдем обедать.
После обеда Палий ввел Зеленского во вторую комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
— Где они? Давай. Я эти дни куска спокойно не мог проглотить, с тех пор как узнал от Тимка, что письма Мазепы в Москву перехвачены ляхами.
— Нет писем.
— Как нет? Удрали ляхи с ними?
— Удрать не удрали, а писем нет. В Днепре плавают вместе с ляхами. Они в лодке переправлялись, и не утром, как мы думали, а вечером. Засели мы в корчагах, видим, плывут; только за середину перевалили, ни с того ни с сего лодку пониже повернули и к голому берегу правят. Ладно, думаем, ну их к лешему, на берегу схватим. Смотрим: из гая человек пять выехало и прямо к ним. Тут я забеспокоился: те уже к берегу подплывают, а эти из лесу — им навстречу. Видать, хорошо у них все было налажено. Тогда мы стрелять стали по лодке, после второго залпа в ней никого не осталось и сама она перевернулась. Вот и все.
— Все утонули?
— Все. Хоть и выплывут через несколько дней, все равно от писем одна каша останется.
— А как же те, что из лесу выехали?
— На нас бросились, да пока через корчаги продирались, мы уже мушкеты успели зарядить. Только один удрал.
Зеленский умолк. Молчал и Палий, постукивая ногтем по подоконнику. Глубокие морщины пролегли на его высоком лбу.
— Ты уверен, что это были они и что письма при них? Упаси бог, если дойдут они до королевского двора и там дознаются про нашу корреспонденцию с Москвою. Не миновать нам тогда посполитого рушения. Сейчас им не до того, — сильно между собой грызутся. А если письма к ним попадут, тогда все забудут и двинутся на нас. Да и самому царю придется против нас войско посылать. Ведь у Москвы договор с королем…
— Точно знаю, что они. Я их в Батурине хорошо заприметил. Один из них мне даже милостыню подал. Он там купцом прикидывался, а я — калекой. Да мне и прикидываться не надо, — горько улыбнулся Зеленский, проведя рукой по своему шраму.
— На Левобережье что нового?
— Ничего. Только неурожай там был. Селяне хлеб с половой и листьями едят. Если какая-нибудь осьмушка жита на базаре появится, так чуть не до драки доходит. Богатей цену нагоняют, — придерживают, черти, хлебушко. Грабежи почти на всех дорогах. На Чёрниговщине какой-то Кураковский целый полк собрал и повел на Полесье.