Семена Зла
Шрифт:
— Что же, надо полагать, на этом моё наставничество скоро будет окончено.
С лёгкой грустью протянул старик, наблюдая за тем как я отрабатываю приёмы.
— Это не означает, что мы не можем быть друзьями, верно?
Я слегка приподнял уголки губ. Наставники в ордене обычно заканчивали опекать своих подопечных тогда, когда те получали фирменные орденские латы. Впрочем, кое-кто поговаривал,
— Есть одно дело… В ордене об этом не принято говорить открыто. Не то чтобы это было большим секретом, скорее, это лишь следствие давнего решения принятого на заре существования ордена. — сэр Кадоган воровато огляделся по сторонам.
Это меня заинтересовало. Я остановил тренировку.
— Что за дело?
— Та часть искусства жизни, которой тебя научили управлять в ордене, лишь малая часть этого искусства. Ты уже знаешь, что оно способно на большее — хотя бы из наблюдений за мной. Давным-давно, когда мы только начали осваивать управление жизнью внутри организма, было принято решение учить всех учеников лишь основам, бессознательным, по большей части. Хотя есть и исключения.
— Сенсорика.
— Верно, сенсорика. Слишком жизненно важное умение в нашем мире, чтобы оставлять его освоение на волю случая. Остальное мелочи, которые иные ученики могут и не заметить, просто следуя указаниям мастеров ордена. Повышенная выносливость, скорость, сила, регенерация, изменение биохимии… Но, на самом деле это лишь верхушка.
— И что же таится в глубине?
— Многое. Это долгий путь длиною в жизнь иные приёмы осваиваются десятилетиями. К счастью, и живём мы чуть дольше обычных людей.
— Так почему бы не начать учить пораньше? В молодости обучение даётся легче, разве нет?
— Когда-то все известные нам приёмы были изобретены теми, кто знал лишь то, что знаешь ты. Путешествуя, сражаясь с неведомым ранее тварями, проводя годы в бесчисленных медитациях, они открывали новые и новые грани искусства жизни. Это путь ждал бы и тебя, если не особые обстоятельства.
Конечно, я понял, что имеет в виду старик. Но уточнение никогда не бывает лишним.
— Какие именно обстоятельства ты имеешь в виду?
— Тебе предстоит стать основоположником нового, неизведанного ранее искусства. Ты прилежно занимался тренировками, но сейчас, когда ты берёшь все новые и новые высоты с каждой убитой нами в лесах тварью, с каждым новым освоенным приёмом… Как наставник, я вижу, как горят твои глаза. У тебя никогда не будет времени на то, чтобы освоить искусство жизни по-настоящему: потому, что не будет такого желания.
Это было правдой. Усиление организма, долголетие, выносливость, сенсорика… Это всё было хорошо. Однако максимум, который можно было из этого выжать — это стать прекрасным одиночным бойцом. Однако одиночка всегда проиграет сотне, каким бы великолепным воином он ни был. А я намеревался получить в своё распоряжение легионы: и тогда не будет разницы, насколько хорошим мечником буду я сам. Из истории родного мира я знал,
— Что ты предлагаешь?
— Я могу обучить тебя тем приёмам, до которых я дошёл самостоятельно. Не всем, конечно, лишь самым простым и доступным. Возможно, это однажды спасёт тебе жизнь.
— Сколько это займёт времени?
— За полгода точно управимся. Совместим с восстановлением формы. Однако это будет тяжело. Очень тяжело.
Сэр Кадоган никогда не разбрасывался такими словами. Он вообще был словно двужильный — тренировка, заставляющая меня не хотеть ничего, кроме как доползти до кровати и отрубиться, не заставляла его даже вспотеть.
— Справлюсь.
Ответил я ему твёрдым взглядом. Неуверенности не было ни капли. Старик с хрустом размял плечи и посмотрел на меня недобрым взглядом.
— Тогда не будем откладывать. Начнём прямо сейчас.
И мы начали. И в тот же день он загонял меня до потери сознания. Буквально — в какой-то момент, пытаясь исполнить очередную команду наставника, в глазах потемнело, и я очнулся уже на земле.
Больше всего это напоминало те тренировки, через которые пришлось пройти до приезда в монастырь. Уже много позже, спустя годы, я понял методику — изматывающими, на грани возможностей тренировками, с добавлением какого-то алхимического допинга, старик вводил меня в своеобразный транс-полудрёму, которая могла длиться неделями. А в это время вбивал в организм нужные реакции и рефлексы, приучая реагировать на опасность раньше, чем сознание успеет заметить её…
Если быть честным, тяжело это было только в начале. Требовалось сознательно загонять себя до обморочного состояния, а затем организм уже сам реагировал на команды наставника, с вялым участием собственного разума.
Как и впервые, большая часть тренировок совершенно выветрилась из памяти. Однако на третий месяц произошёл прорыв.
Проводя с наставником на автомате очередной спарринг, в какой-то момент я обнаружил, что стою, приставив меч к его горлу, а его собственный меч валяется в стороне. Я ошалело помотал головой, сам не понимая, как это получилось. До сих пор я проигрывал Кадогану десять спаррингов из десяти…