Семена Зла
Шрифт:
Латник молчал.
— Я уже получил отчёты об исследованиях.
Латник молчал.
— Яда обнаружено не было. Веществ, которые могли бы остаться после распада яда, также не нашли.
Латник молчал.
— Более того, не было обнаружено вообще ничего, что могло хоть как-то пролить свет на причину подобных травм.
Латник
— Интересным фактом является ещё и то, что в тканях не возникло никаких процессов гниения, как это обычно бывает. А часть вообще превратилась в пыль, по которой вообще нельзя понять, чем она являлась раньше.
Латник молчал.
— Если человеку оторвут руку или ногу, в течение некоторого времени её можно прирастить обратно. И жизненная энергия в этой части тела остаётся ещё на некоторое время, медленно распадаясь. Впрочем, вы это и так знаете, верно, сэр Кадоган?
Рыцарь не ответил, рассматривая звёзды. Его собеседник, впрочем, не стесняясь, продолжил:
— За то время, что их везли, конечно, всё успело бы рассеяться. Однако первые мастера, которые осматривали вашего ученика, сообщили, что в мёртвых тканях не было ни крупицы жизни.
Старый рыцарь, казалось, превратился в каменную статую, полностью игнорируя рассказчика. Тот, же, просверлив оную статую взглядом наконец закончил свой рассказ:
— Один из молодых мастеров в монастыре выдвинул теорию: такое может быть, если человек каким-то образом мгновенно или просто очень быстро истратит всю жизненную энергию, что есть у него в той или иной части тела. Сожжёт в едином порыве, как вспыхивает сухая солома или мука на мельницах, возможно, используя для чего-либо. Что вы думаете об этом, сэр Кадоган?
Рыцарь-странник, наконец повернулся к своему визави, и посмотрел ему прямо в глаза. В его глазах звенела сталь, а голос был просто пронизан холодом, что встречается лишь на самых высоких пиках Великого Хребта.
— Я думаю, что вы очень близко подошли к тому, чтобы нарушить священные заветы Отца.
Человек в тёмно-зелёной робе прищурился.
— Я непременно спрошу у Отца мнения по этому вопросу на следующем конклаве.
Рыцарь не ответил, вернувшись к разглядыванию звёзд. И его собеседнику пришлось уйти, так и не получив желаемые ответы. Однако перед тем, как уйти, человек бросил парфянскую стрелу:
— Я отправлю все отчёты в Кордигард. Уверен, у вашего иерарха тоже будут вопросы.
Глава 44
Было темно и холодно. Холод был повсюду, и порою казалось что он вот-вот сожмёт ледяной хваткой сердце, чтобы остановить его навсегда. Это было похоже на сон — или, скорее на кошмар. Прерывистый, едва осознанный. Я падал в удушающее забвение, словно в глубину пропасти или океана, и отчаянно стремился наверх, вдохнуть хоть крупицу… Но словно некая преграда мешала мне это сделать. Иногда, словно редкими, невероятно быстрыми вспышками, мне удавалось понять, что что-то происходит вокруг. Кажется, от меня что-то
Сложно сказать, сколько времени прошло в этом кошмарном бреду, когда ты едва осознаёшь происходящее. Но постепенно, он начал меняться. Холод стал отступать, а вместе с ним, похоже, слабела и преграда, отделяющая меня от иллюзорной поверхности. Улучив момент, я собрал невеликие, ускользающие в бреду остатки воли в кулак и пробил её, так как демон учил меня пронзать нитью смертью чужую жизнь.
Свет ударил в глаза, и судорожно вдохнув воздух, я сел на кровати, лихорадочно осматриваясь. Попытавшись посмотреть на свои руки, я внезапно понял, что они практически отсутствуют — на их месте находились лишь какие-то странные культяпки. И прежде чем мне удалось осознать этот факт в полной мере, в комнату вбежала девушка, выбросила руку в мою сторону, после чего я мгновенно провалился в сон. На этот раз — без сновидений.
Второе пробуждение было более спокойным: меня разбудил лёгкий запах морского бриза, тянущийся из-за окна. В этот раз я не делал резких движений. Беглый осмотр комнаты и себя показал, что все части тела на месте. Однако воспоминание о прошлом пробуждении было достаточно чётким: определённо, это была та самая комната и та самая кровать…
Комната была миниатюрной, но в то же время весьма богатой: большая, мягкая пуховая кровать, чистые окрашенные белые стены без единого шва, включая потолок. Застеклённое мутноватым стеклом окно с чистыми занавесками. Оно было слегка приоткрыто, и именно через него в комнату дул лёгкий приморский ветерок, рядом стоял шкаф, к которому аккуратно были присоединены ножны с моим мечом и щит.
Я хмыкнул, медленно вставая с кровати и прислушиваясь к ощущениям. Собственная нагота меня не смущала, однако тело чувствовалось странно… Сложно было с ходу понять в чём дело.
Медленно подняв меч, я внезапно понял, что с ним что-то не так. Он чувствовался словно чужой. Вынув его из ножен, и внимательно осмотрев оружие, я приметил несколько царапин на материале рукояти, которые появились за время путешествия. Нет, это определённо был именно мой меч. Так в чём же дело?
Выйдя на центр комнаты, я сделал пару пробных взмахов и попытался сделать пару простых ударов, давным-давно заученных до рефлекторного автоматизма. И замер на месте. Тело словно впало в ступор, не реагируя на команду. И вот здесь, я, похоже, догадался в чём дело. Дело было не в мече: дело было во мне! Меч лежал в руке непривычно. Так, словно я впервые взял оружие в руки…
Вихрь мыслей с легионом возможных причин пролетел в голове, словно ураган, оставив лишь одну. Искусство смерти. Определённо, я находился в месте, похожем на больницу — вероятно, сюда меня отнесли после битвы. Руки, полностью почерневшие в процессе использования нитей смерти, казались полностью здоровым — даже первая, самая старая нить, созданная мной ещё в Ганатре, отсутствовала. Вероятно, меня вылечили… В том числе и от последствий разрушительного искусства. Почему же тогда руки не слушаются меня?