Семёнов
Шрифт:
С ДИКИМИ ЗВЕРЯМИ ВСЕХ КОНТИНЕНТОВ
ЕДИНСТВЕННЫЙ В РОСИИ И ЕВРОППЕ
КОРОЛЕВСКИЙ ГИГАНТ-УДАВ
УКРОЩЕНИЕ ЗВЕРЕЙ НА РАДОСТЬ ЛЮДЯМ!
Прежде всего Семенов отметил два "п" в слове "Европа", и это было тем более странно, что в слове "Россия" явно не хватало одного "с". Потом внимание Семенова привлекли имя, отчество и фамилия, взятые в скобки. После недолгих размышлений Семенов понял, что Леонард Физикус боялся, как бы фашисты не подумали, что он еврей. Поэтому он и объясняет всем, что Физикус он лишь в цирке, а в жизни - просто Иван Митрофанович.
Постояв возле театра,
Семенов обогнул театр и в переулке неожиданно столкнулся с Эльвирой. Он удивился, потому что думал, что она на работе.
Сестра не торопясь шла ему навстречу в нарядном платье, шерстяном жакете и в туфлях на высоких каблуках.
– Ты что здесь делаешь?
– строго спросил он.
– Привет, Семенов!
– сказала Эльвира.
(Семеновым сестра называла Толю очень редко. Это означало, что она любит брата и гордится им. Например: "Неужто две пятерки, Семенов?" или: "Сам все выстирал? Ну, ты даешь, Семенов!" В данном случае "Привет, Семенов!" было ни к чему, утром они виделись.)
– Ты что здесь делаешь?
– опять спросил Семенов.
– И жакет у тебя Веркин.
– Точно, Веркин, - сказала Эльвира.
– От тебя ничего не укроется.
– А зачем?
– Думаем сегодня на танцы пойти или в театр. Лучше, конечно, в театр, - сказала Эльвира.
– На Физикуса?
– возмутился брат.
– Он же предатель! И ты его тысячу раз видела, он же каждый год из области приезжал.
– А разве это важно?
– сказала Эльвира.
– Важен повод повеселиться. Ты еще маленький и не понимаешь. К тому же, говорят, у Физикуса совершенно новая программа. А по окончании танцы.
Семенов заметил, что Эльвира смотрела поверх его головы. Он обернулся и увидел, что на углу прохаживается самая красивая девушка их школы - Вера Иванова.
– Иди, - сказал Семенов.
– От тебя я этого не ожидал.
Эльвира поцеловала брата и побежала к подруге.
– Маме не говори!
– крикнула она на прощание.
Он и не собирался говорить об этом матери. Она только огорчится. Имело, конечно, смысл поговорить об Эле с Леонидом Сергеевичем. Но эта мысль навела Семенова на совсем новые предположения.
В тот вечер в здании клуба промкооперации должен был выступать не один Физикус, в тот вечер фашисты организовали смешанный русско-немецкий концерт. Вход - по пригласительным билетам. В первом отделении - Леонард Физикус, представитель России, во втором - артистки разъездного немецкого кабаре. И зрители должны были быть смешанные. Немецкие офицеры, эсэсовцы и простые солдаты приглашались в клуб вперемешку с "честными и порядочными" русскими, которых отбирали по спискам, предварительно согласованным и выверенным Виталькой Сазанским.
Придя за полчаса до начала концерта, Семенов увидел у подъезда множество людей, легковые автомобили офицеров и усиленную охрану. Несколько русских в толпе у колонн старались держаться уверенно и нагло расхаживали на
"Может быть, они уже там, внутри?" - подумал он и подошел ближе, чтобы заглянуть в вестибюль.
– А ты что тут делаешь, Семенов?
– окликнул его Александр Павлович. Сюда детей не пускают.
У него было отличное настроение: его приняли в полицию, дали повязку и с этого дня таиться не имело смысла.
Семенов оглядел повязку и не удивился. Он вообще не умел удивляться превращениям плохих людей. Подумаешь, превращение! Был трус, стал подлец. Был подлец, стал негодяй. Был негодяй, стал полицай.
"Может, он видел, как Эльвира прошла в театр, - подумал Семенов.
– Он поставлен здесь, чтобы наблюдать". Он хотел спросить Козлова про Эльвиру, но в последний момент почему-то передумал.
– Хочется небось внутрь попасть?
– спросил Александр Павлович. Хочется?
– Да не очень, - честно признался Семенов.
– Я этого Физикуса сто раз видел. Он у нас в школе на зимних каникулах выступал. Двадцать копеек за билет.
– Ну, какая у него в школе программа!
– хмыкнул Козлов.
– Тут ведь другое дело. Хочешь, пропущу?
Если бы Семенов во что бы то ни стало рванулся в театр, если бы подошел к Козлову с просьбой пропустить его, тот наверняка ответил бы отказом, чтобы таким образом проявить свою власть. Но Семенов ни о чем не просил Козлова, и проявить свою власть тот мог только одним способом предложить мальчику пройти без билета.
– Скажу одно слово - и пропустят! Будешь сидеть на галерке.
– Не спрашивая согласия, Александр Павлович подвел мальчика к контролю.
– Это мой сосед, а мать у него с Катасоновым работает. Пусть на галерку пройдет. Места там должны быть.
В вестибюле толпились фашисты со своими девицами, но ни Веры, ни Эльвиры Толя не увидел.
"Наверно, билетов не достали, - подумал он.
– Ну и хорошо, матери спокойней".
Зазвонил звонок, и Семенов стал подниматься по лестнице. Он не раз бывал в этом клубе, и каждый раз на галерке. Сегодня он оказался среди полицаев и немецких автоматчиков, поставленных для наблюдения за зрительным залом сверху. Оглядев своих соседей, Семенов свесился через плюшевый барьер. В зале было много серого и черного. В сером - солдаты германской армии, в черном - эсэсовцы. Русских было очень мало, до удивления мало. В ложах справа и слева было сплошь черно: черные мундиры с серебряными погонами, шнурками, значками и другими финтифлюшками.
Немцы - народ дисциплинированный. Все сидели на своих местах задолго до третьего звонка. Вскоре заиграла музыка и медленно поднялся занавес.
На сцену вышел маленький усатенький человечек, в котором Семенов с удивлением узнал продавца из магазина "Спорт и фото". Усатик произносил речь от имени русского населения города Колыча, но Семенов его не слушал, потому что говорил тот вещи довольно известные, вещи, о которых постоянно говорили репродукторы городской сети. Единственное, что отметил Семенов, наиболее важные и подлые приказы читал по радио именно этот человек: он узнал его голос.