Семеро солдатиков
Шрифт:
— И я так думаю, — поддержал его сержант, — не представляю, как это можно обидеть бойца Советской Армии... И самокат ты у него не отнимал?
— Не отнимал, — поспешил ответить Горчичник. — Это он врет... я... я только один разок... отнимал.
— Во-первых, — перебил его сержант, — советские солдаты не врут. А во-вторых, все имущество солдата есть военное имущество. Можно сказать, боевая техника. Верно?
— Верно, — беспрекословно согласился Горчичник.
— А прикасаться к боевой технике может только кто?
—
— Ты, оказывается, все понимаешь, — похвалил его сержант. — А раз понимаешь, то и выводы для себя сделаешь правильные.
— Сделаю... правильные... Так точно, товарищ начальник.
— Не начальник, а сержант, — поправил его Олежка.
И сержант укоризненно посмотрел в его сторону, мол, разговорчики в строю.
— Будь здоров, Горчичников! — сказал сержант. — Подрастешь, придешь на службу — встретимся. Ведь ты в десантные войска пойдешь?
— В десантные. Я с крыши, знаете, как прыгаю. И крапивы не боюсь.
— Вот с крыши не надо, — предупредил его сержант, — а то поломаешь ноги и никогда не станешь десантником... А в трудную минуту приходи на помощь нашему бойцу... сыну отделения Олегу Комарову.
— Приду... Комару на помощь, — пробормотал Горчичник.
А сержант уже командовал:
— Отделение! Напра-во!
И невидимый оркестр заиграл походный марш.
Солнце клонилось к земле. На траву легли длинные тени. И только озеро мерцало за деревьями, и вода в нем была желтоватой, как подсолнечное масло.
Когда маленькое войско вернулось домой, сын отделения Олежка сказал сержанту:
— Разрешите отлучиться. Мне надо исполнить долг... до конца.
И мальчик кивнул на старый бинокль.
— Иди, Олежка, — сказал командир. — Разрешаю.
Перед Зинкиным домом Олежка одернул гимнастерку, поправил пилотку, чтобы звездочка была над переносицей, и, как сержант Воскресенье, бархоткой навел глянец на сапогах. И распахнул калитку.
— Разрешите?
Зинка сидела на крыльце и перебирала чернику. Губы у нее были черные, потому что половина ягод попадала ей в рот. Увидев маленького солдата, Зинка встала и от неожиданности раскрыла рот.
— Здравствуйте, — сказал Олежка.
— Здрасте... Проходите, пожалуйста.
Как трудно было представить себе эту застенчивую девочку грозной пантерой, которая еще сегодня утром терзала Олежку.
— Вот бинокль вашего дедушки, — сказал Олежка и протянул подводную находку.
От бинокля пахло тиной. Но Зинка прижала его к груди, словно, побывав на дне озера, бинокль стал ей еще дороже.
— Спасибо, — сказала она и покраснела, — это вы сами... нырнули за ним?
— Не нырнул, а был в подводной
— Страшно? — поинтересовалась Зинка.
— Опасно, — сдержанно ответил мальчик. — И трудно было обнаружить... предмет. — Вместо «найти» от сказал по-военному «обнаружить». — Обстановка была сложной... Понимаете?
Зинка ничего не понимала, но кивала головой. Она все время поправляла платье и впервые в жизни стеснялась своего маленького соседа, который превратился в настоящего солдата. Он говорил, а она смотрела на него с любопытством и восторгом и прижимала к груди бинокль, пахнущий тиной.
За полдня в их отношениях произошли какие-то удивительные перемены, они как бы повзрослели, а главное, стали уважать друг друга. И не сговариваясь, называли друг друга на «вы».
— Военное имущество надо беречь. Рамбавия! Олежка произнес эти слова так назидательно,
словно не он, а сама Зинка утопила бинокль в озере.
— Буду... беречь, — послушно пообещала Зинка, и ее слова прозвучали, как клятва. — А бомбу тоже вы взорвали?
— Обезвредили, — поправил ее Олежка и, как настоящий военный, приложил руку к краю пилотки. — Разрешите идти?
— Может быть, поедите черники? — Зинке не хотелось отпускать гостя.
— Спасибо. У меня кончается время. Сейчас «Гитара» будет докладывать «Оркестру».
— Будет музыка? — поинтересовалась Зинка, ничего не понимающая в военных делах и не знающая тайных позывных.
— Будет военная служба, — с достоинством ответил мальчик в военной форме. — А наш сержант Воскресенье очень строгий.
— Воскресенье, — механически повторила Зинка. — Заходите в свободное время.
— Так точно! — ответил Олежка. — Рамбавия!
— Рамбавия, — прошептала Зинка.
Это слово для нее ровно ничего не значило, но это было Олежкино слово, и девочка запомнила его на всю жизнь.
А Олежка щелкнул каблуками и, как молодой-необученный, повернулся через правое плечо. Зинка не знала, что солдатам полагается поворачиваться кругом только через левое плечо, и проводила его восторженными глазами, пока он, печатая шаг, шел к калитке.
И тут Зинка окликнула Олежку.
— У вас какое звание?
— Сын отделения! — отрапортовал Олежка.
— А можно стать дочерью отделения?
— Не знаю, — честно признался Олежка.
— Вы спросите у сержанта.... Я буду стараться. Олежка на мгновение задержался, подумал и дал Зинке ценный совет:
— Напиши письмо в газету.
Солнце село, и сразу вокруг стало много синего цвета. Трава стала синей, и деревья, и дороги. Это вечер принялся перекрашивать мир в темный, ночной цвет. И только высоко в небе сверкал маленький, кажущийся игрушечным самолетик, и его след, дугой пересекающий небо, золотился в лучах — на земле уже настал вечер, а там, в высоте, был еще день и светило солнце.