Семейная книга
Шрифт:
— Я знаю, — говорил Дов, — если хотите знать, иногда это меня даже раздражает…
— Дов, — процедила Люси мужу, — чего ты от них хочешь?
Она сказала, что больше всего любит сцену, когда я вечером иду к малютке Ранане и звонко целую ее в попу.
— Это просто приключение, — загорелась она, — у нас в воскресенье была очень симпатичная пара из Канады, оба — внутренние декораторы, так они тоже сказали, что редко видели такое увлекательное зрелище. Они обещали нам прислать настоящий телескоп с фиксированными ножками, один к сорока…
— Мой
— Правильно, — сказал я, — на оборудовании нельзя экономить.
Дов встал и стряхнул вафельные крошки с пижамы.
— Мы были рады познакомиться с вами лично, — вежливо сказал он и конфиденциальным тоном добавил: — Надо вам похудеть, у вас уже животик…
— Спасибо большое.
— Не за что. Если я могу вам чем-то помочь, почему бы и нет…
— Да, если возможно, — сказала Люси на прощанье, — эти цветные занавеси…
— Ну конечно. Что за вопрос.
Они вышли, обещая держать с нами связь, и мы тут же увидели, как зажегся свет в квартире напротив. На наблюдательном пункте появился силуэт Дова с гонконгским биноклем. Мы помахали ему, и он сделал движение рукой — продолжайте, мол.
— Симпатичные люди, — сказала жена, — такие неформальные.
— Да, между нами уже есть контакт.
Курсы для Мими
Мими уже успела установить в доме свои порядки. С рассветом она прыгает к нам в постель и облизывает наши лица с энтузиазмом, которому нет рационального объяснения, а затем торопится грызть окружающую среду в надежде войти в историю. Наш карликовый шнауцер уже съел большую часть домашней обуви, некоторое количество ковров, один транзистор, а также всю художественную литературу. Месяц тому назад Мими съела северную оконечность письменного стола, после чего я изгнал ее на двор кухни, и с тех пор ей нет входа в квартиру, за исключением разве что дневных часов и ночи.
— Эфраим, — спросила меня жена, — а правильно ли мы воспитываем собаку?
У меня тоже были сомнения на этот счет. Наша породистая псина проводит большую половину досуга на мягких креслах и диванах нашего обиталища и приветливо машет хвостом любому постороннему, входящему в квартиру; паническим лаем она заливается, лишь когда женушка пытается играть на рояле. К тому же дети пичкают собаку в основном шоколадом и пирожными, поэтому для карликового шнауцера она уже очень толстая. Кроме того, Мими часто гадит на ковры в салоне и даже хуже того, но об этом я говорить не хочу. В общем, надо отметить, что наша собака несколько избалована.
— А что, если мы покажем ее дрессировщику? — спросил я жену.
* * *
Эта идея родилась под влиянием Зулу, черной овчарки с соседней улицы, которая дважды в неделю
— К ноге! — покрикивает Драгомир. — На место! Сидеть! Ищи!
Эта большая и глупая собака слушается его, как машина, — садится, прыгает, ищет по команде. Не раз мы смотрели в окно на это поучительное зрелище.
— Он превращает несчастное животное в робота, — заметила жена, — в робота, лишенного души.
Наш туманный взгляд пал на породистую Мими, которая как раз разрывала своими острыми зубками очередную подушку с художественной вышивкой, дабы посмотреть, что там внутри, и в процессе этого распространяла вокруг атмосферу душевности. Этой ночью она снова наложила посреди гостиной и хуже того.
— Иди, — прошептала жена, опустив глаза, — поговори все-таки с Драгомиром…
Драгомир, плотный мужчина в самом расцвете сил, понимает язык собак, как царь Соломон в период своего расцвета. Однако с людьми ему общаться сложнее, так как он в Израиле всего двадцать шесть лет и говорит в основном по-хорватски.
— Что это? — удивился Драгомир, впервые увидев Мими. — Где вы это взяли?
— Сейчас это не важно, — ответил я, несколько обидевшись, — она уже давно у нас, она уже есть. Мы хотим, чтобы вы обучили ее всему, что нужно…
Драгомир схватил Мими за загривок и поднял повыше. Его мигающие глаза проникали глубоко в упитанный организм собаки.
— А чем вы ее кормите?
Мы сказали, что Мими получает четыре раза в день суп, запеченное мясо, вермишель или компот в пластмассовой миске, специально купленной в городе, но не притрагивается ко всему этому. Лишь пару часов спустя, когда муравьи приходят на обед из сада, Мими подходит к тарелке и слизывает с нее муравьев, а потом сжирает пирожные с кремом, вафли, в общем, разный десерт.
— Очень плохо, — сказал Драгомир, — собака должна получать еду раз в день, и все. А где она опустошается?
Это выражение я не сразу понял. Оно дошло до меня чуть позже.
— Она всегда делает это в квартире и никогда в садике, — пожаловался я, — никакие объяснения, никакие крики не помогают. Почему?
— Собака всегда опорожняется там, где она сделала это в первый раз, — по запаху. Сколько раз она уже гадила в квартире?
Я стал считать. Мими делает это каждые два часа, значит, за три месяца накопилось…
— Примерно пятьсот.
— Боже мой, — вокликнул Драгомир на родном языке, — надо продавать собаку.
Он объяснил нам положение. Через короткое время мы все поняли, прочувствовали и проникли глубоко в собачье подсознание: для нее садик — это дом, а дом — это 00. Этот стереотип уже закрепился в ее голове.
— И все же, что можно сделать, маэстро? — окончательно сломленные, спросили мы Драгомира. — Спасите ее, мы вам заплатим любые деньги.
— Прежде всего собаку привязать, — постановил национальный дрессировщик, — я принести сильный цепь.