Семейная сага
Шрифт:
Значит жизнь нас разбудит!
… А может, и нет… Может, зря я вознесся?.. Лучше б там, на кресте… Ведь и ты вот проснешься, А кругом — все не те! Может, лучше не верить
В вознесения бред?..
Где последние двери —
Возвращения нет…
* * * * *
В начале — вечный путь!
Конец его, как небыль.
А там, вдали манит,
Как колдовской магнит,
Прекрасная вершина…
И распрямляешь спину, И мчишь во весь опор Без устали, без страха, Решая вечный спор Успеха против краха.
Но вот достиг высот, Застывши в упоенье: Дух схвачен от красот,
В ушах — восторга пенье! Но в путь зовет труба Солдата в день похода.
Перевалив хребет, Идя уже в долину, Иначе видишь свет…
Согнешь устало спину, Хоть под гору идти, Скажу, куда как легче! Но вон — конец пути…
И грустно горбишь плечи. И каждый новый шаг — Концу пути навстречу…
Иду я не спеша,
Но року не перечу:
Я видел свет вершин! Я шел своей дорогой! А то, что не свершил… Так не судите строго!
* * * * *
Я старых знакомых Всё чаще встречаю Не дома,
Не к чаю…
На мраморных досках
И в бронзовых бюстах…
Увидеться просто…
Увидишься —
грустно…
* * * * *
Мы постепенно таем все во времени, Как корабли в морском тумане тают… Все меньше остается нас из племени, Чья жизнь быльем обильно зарастает.
Не замечаем, как становится нам лестно,
Когда нас хвалят за здоровье и уменье. И чем мы ближе к немощи телесной, Тем нам приятней эти песнопенья…
* * * * *
Как трудно верить, что вдруг когда-то
Не будет года, не будет даты, Не будет звука, не будет света, Зимы не будет, и не будет лета…
Не будет водки, не будет хлеба,
Не будет солнца, не будет хлеба,
Не будет радости… И даже боле —
Не будет боли…
И не проснуться — хоть как с похмелья!
–
С дурной башкою, с ломотой в теле,
С трудом, как клещи, раздвинув веки,
С одним желаньем — уснуть навеки!
Но нет, не дрогнут во сне ресницы, И даже сны там не будут сниться! И это будет — увы! — уж скоро… Так помяните же без укора!
Кого
А кто обидел меня —
Забудем!
* * * * *
Стихи уже не пишутся.
И что-то всё хуже мне дышится…
И сердце стучит с перебоями. (Без всякой связи с перепоями!) И давит все время усталость. Ну, сколько еще осталось?
Скоро, уж скоро туда,
Откуда никто никогда…
Из праха… И станем мы прахом!
Только нет прежнего страха.
Я пожил уже довольно.
Не хочется только больно Сделать самым родным, Развеявшись в сизый дым…
Мария. 1979, 7 октября
Сегодня у нас с Михаилом была бы серебряная
свадьба… Настоящая серебряная свадьба… Не дотянули… Вместо этого я стою здесь в Ленинграде, на набережной Лейтенанта Шмидта, между Сфинксами. Пришла я сюда с Олегом и Жанной, у которых и остановилась, приехав из Москвы. А в Москве меня провожали Сережа с Дашей.
Я рассказала всем детям про завещание Михаила с просьбой развеять его прах над Невой между его любимыми Сфинксами.
Когда я подошла к воде, Олег и Жанна деликатно поднялись по ступенькам и отошли в сторонку, чтобы оставить меня одну в момент прощания с прахом Михаила. Слез у меня не было, видно, все уже выплакала за эти длинные дни и ночи. Только горло было перехвачено спазмом, как петлей…
Потом мы пошли к Олегу домой. Их дочка, Лиза, только что пришла из школы. Большая уже! В пятом классе… Как хорошо, что я сегодня не одна, а с родными мне людьми… Пробуду у ребят денек, а потом обратно — в Москву… Там меня ждет Даша.
Эпилог
Спустя несколько лет, на похоронах Марии, которую кремировали по ее завещанию, Даша дала Сереже и приехавшему из Ленинграда Олегу конверт со словами:
"Мама просила передать это вам. Я это уже читала". На конверте было написано: "Даше, Олегу, Сергею". В конверте лежала коротенькая записочка:
"Дорогие мои дети!
Это мое завещание вам: после моей смерти кремируйте меня, а мой прах опустите в Неву, у Сфинксов. Вы знаете, что там же развеян прах Михаила по его завещанию. Собственно, это было не прямое его завещание, а стихотворение, которое
он оставил мне. Я хочу раствориться в той же воде и навсегда слиться с моим незабвенным Михаилом.
Мама".
В том же конверте лежал и листок со стихотворением Михаила Платоновича Макарова. Стихотворение было отпечатано на пишущей машинке. Даты написания не было. Он вообще почему-то почти никогда не ставил даже года на своих стихах…
Когда умру — меня не хороните: Я не любил печальных панихид, Цветов увядших на скупом граните, Который восемь цифр слепых хранит.