Семейное дело
Шрифт:
Да и обстановка, если честно, оказалась необычайно душевной.
Разогнав по домам припозднившихся подростков, вторая группа «зачищала» северную половину города, а «административная» – самый центр. Учителя по традиции собрались в музейном сквере и достали снедь. На лавочке появились пирожки – с мясом и с капустой, – какие-то бутербродики, свежие огурчики, помидоры, два термоса с чаем и две бутылки вина. Для мужчин – водка.
Поговорили о том и о сём, помянули Губина – «Хороший мужик был», – обсудили два страшных последних месяца, когда смерть, кажется, вцепилась
– Которого, если помните, тоже тут нашли, – брякнул физрук.
– Что значит «тоже»? – спросил бухгалтер.
– Ну, как Губина, – напомнил физрук. – Юрий Дмитриевич ведь на рабочем месте, можно сказать…
– А надо ли говорить? – нервно спросила трудовичка.
И выпила.
Почему-то – водки.
– Нет, наверное, говорить не стоило, – согласилась с Елизаветой Карловной завуч «той» школы.
И все вдруг замолчали, сообразив, что шутят, выпивают и закусывают в том самом месте, где в течение нескольких дней образовались два трупа.
– Может, по домам? – неуверенно предложила англичанка «той» школы.
– Пожалуй, – согласилась Лера, которой предстояло возвращаться в дом, рядом с которым также недавно нашли убитую старуху.
– Мы проводим, – взвились мужчины…
И разом замолчали.
Потому что вылетело со страшным грохотом одно из окон музея, и ночную тишину разорвала громкая ругань покинувшего храм искусств посетителя.
Или налётчика.
Или вора…
«Спящий! Надеюсь, ты понимаешь, как сильно они тебя дискредитируют? Надеюсь, хотя бы в одном из своих снов ты поймёшь тот кошмар, который создал, и…»
Хотите – верьте, хотите – нет, но Пётр Бруджа, живущий на свете, точнее, в ночи, вот уже вторую сотню лет, впервые обращался к Создателю всего сущего – именно им считали Спящего представители древних рас. Не звал он Спящего в далёком прошлом, когда их логово подверглось нападению конкурентов: пришлым Луминарам понравился облюбованный Свеном Бруджей Копенгаген, и они устроили жестокую бойню, в которой Пётр, бывший тогда совсем подростком, уцелел чудом. Не обращался он к Спящему и пятьюдесятью годами позже, когда случайно оказался в Мадриде во время очередного «похода очищения» Тёмного Двора. Тогда беспощадные гарки практически полностью зачистили город от кровососов, но Петру вновь повезло. И, даже потеряв отца, Бруджа не просил Спящего о милости – стиснул зубы и искал, не полагаясь на ненужные молитвы, но…
Но Шапка вампира достал.
Завладеть его мозгом – если эту субстанцию можно так назвать – оказалось легко, но управлять ею – адски трудно. Татуированный кретин ухитрялся не слушать команд, даже находясь под полным ментальным контролем! Пётр шептал: «Направо», дикарь тащился налево. Или вообще останавливался. Или принимался храпеть, потому что организм, не получая распоряжений от примитивного мозга, решал, что все вокруг уснули, и тоже засыпал.
Приходилось
«Спящий, за что?!»
Пётр, разумеется, слышал всевозможные истории о Красных Шапках, представлял, с кем предстоит иметь дело, однако реальность превзошла его ожидания.
Путь до архива занял сорок четыре минуты. Изначально Бруджа планировал собрать дикарю нужный комплект документов, а после гипнозом вложить в его голову понимание, что тот проделал всё сам, но теперь понял, что не справится. Мозг Шапки с интересом разглядывал посылаемые ментальные образы, но в себя не впитывал, отторгал. И с любопытством ждал «продолжения кино». Возможно, проблема заключалась в размерах оперативной памяти, но разбираться с этим Петру было некогда.
«Ладно, дерево, дальше сам!»
Заведя Газона в подвал, вампир снял воздействие, и Шапка тут же вздрогнул:
– Где?!
Огляделся, слегка присев, не нашёл ничего опасного, достал план, тщательно прочитал номер нужной комнаты, поднял глаза и несколько секунд изумлённо таращился на нужные цифры, резюмировав увиденное коротко:
– Ну, я, мля, в натуре, гений.
На что вампир отозвался тихим стоном.
– В натуре, бегом всё нашёл в темноте, как следопыт какой. Чисто гений…
Похвалив себя ещё раза четыре, Газон вошёл в комнату, открыл положенный шкаф и деловито переложил в мешок все указанные папки. В том числе – ту, которую подложил Бруджа.
– И ни одного банкнота, – резюмировал дикарь, закончив сборы. – Очень из-за этого мне противно и скучно.
На всякий случай оглядел соседние полки, убедился, что пачек с наличными нет и там, обругал всех и двинул на выход.
Пётр вздохнул вторично. На сей раз – с облегчением. Но подопечного не бросил, поскольку уже понял, что выполненным дело будет считаться только в тот момент, когда Шапка отдаст добычу шасу. И ни секундой ранее.
Почему?
Да потому, что…
– Так, мля, раз тут нет денег, может, тут есть побрякушки?
И кровосос издал третий стон.
Газон же выбрался из подвала, поправил на плече тяжёлый груз и по-хозяйски прошёлся по ближайшему залу, придирчиво разглядывая выставленные в витринах экспонаты.
– Документы? Мура, у меня таких целый мешок, мля, только спину оттягивают. Сабелька древняя? Видели бы вы мой ятаган, придурки! Фотография? Себе оставьте. А вот это… – Внимание дикаря привлёк орден святого Владимира, выставленный в зале XIX века. – Какая занятная цацка…
«Хватит!»
Бруджа, разумеется, не хотел и не собирался открывать себя Шапке, а через него – шасу. Не хотел. Не собирался. Однако вампир прекрасно понимал, к чему приведёт желание дикаря схватить понравившуюся «цацку»: сработает сигнализация, примчится полиция, и в лучшем случае обладатель красной банданы просто удерёт, вереща на всю округу, а челы узнают о краже. В худшем же случае полицейские возьмут дикаря с поличным, через него выйдут на шаса, и Кумару ничего не останется, как позвать на помощь Тёмный Двор. И ему, гордому Петру Брудже, придётся уносить ноги, как в далёком двадцатом.