Семейное дело
Шрифт:
– Приехали, – недовольно сообщил водитель автобуса, чуточку позавидовавший уснувшему в обнимку с бутылкой «бима» работяге. – Центр.
– Торговый? – спросонья осведомился Шапка.
– Географический.
– Значит, правильно.
Газон рыгнул, заставив водителя громко выругаться, извлёк себя с сиденья, выгрузился на площадь и почесался. Початая бутылка отозвалась негромким плеском.
– Значить, надо нам музей ограбить, ради барахла какого-то…
Определившись с ближайшими перспективами, дикарь достал из кармана
– Почему этот шас не написал, где я буду стоять? – пробормотал Газон, вертя листок по кругу. – Непонятно же ни черта, чтоб его Спящий на доклад вызвал, тут даже у географа голова кругом пойдёт, как глобус, а мне расхлёбывай.
Дикарь даже огляделся в надежде, что кто-нибудь из прохожих подскажет что-нибудь путное, но, убедившись, что местные бегут по своим делам, старательно огибая наряженного в кожаные доспехи и красную бандану коротышку, вздохнул и вернулся к плану.
– Кажется, надо куда-то пройти по какой-то улице, у которой тут название написано…
Ещё один глоток виски дорогу не подсказал, но сделал внутри приятно, и Газон тут же повторил опыт.
– Так… надо читать название…
На самом деле «трансфер» до музея был самой сложной частью задания. Подвозить дикаря к месту преступления шас по вполне понятным причинам не стал и заодно запретил брать такси, вынудив действовать самостоятельно, чем, если честно, поставил операцию под удар, ибо чтение карт было не самой сильной стороной Шапок.
А вот все остальные действия по ограблению были опытному Газону хорошо известны и сегодня – во время получения «инструментов» – тщательно обговорены.
Входить в музей предполагалось с использованием артефакта «Рабочее окно», создающего мини-портал на ширину преграды. При этом не тревожащий сигнализацию, да ещё и создающий локальную зону действия морока, не позволяющего окружающим увидеть происходящее.
За этот этап можно было не волноваться.
Где именно искать нужные документы, Кумар узнал от заместителя директора, навестив безутешную женщину прошлым вечером. Навестив, естественно, инкогнито, использовав морок и аккуратное гипнотическое воздействие, под которым женщина и поведала шасу о месте хранения в архиве вожделенных бумаг. Затем она крепко уснула, а у Шапки появился детальный план операции.
Третья часть – отступление, с использованием всё того же артефакта, и встреча в номере шаса.
Окажись в Озёрске дельный наёмник, хотя бы чел, Сулир отвёл бы на операцию минут двадцать и не постыдился бы лично подождать в машине на соседней улице, пребывая в полной уверенности в успехе. Но, учитывая, что помощником выступал выходец из Южного Форта, шас надеялся увидеть его под утро и молил Спящего об одном: чтобы на плечах у незадачливого грабителя не висели
– Так вот же этот дом! – Газону пришлось трижды пройти вдоль фасадной ограды, чтобы, наконец, сообразить посмотреть сквозь решётку и узреть искомое. – Козёл носатый, схемы чертит, как курица клювом, мля, тупица!
Дикарь прошёл в открытую калитку – сквер музея был доступен для горожан до полуночи, – двинул было к главному входу, но неожиданно услышал голоса на боковой аллее.
«Челы!»
Шас посланника об этом не предупреждал, поскольку сам не знал, что сквер доступен горожанам, и Шапка оказался в дурацкой ситуации.
«А вдруг они меня увидят?»
Компания галдела изрядно, в другое время Газон попробовал бы к ней присоединиться, однако сейчас не мог рисковать премиальными.
«Дуболомы!»
Он сделал ещё глоток виски и понял, что артефакт позволит ему войти в музей с любой стороны, даже с задней. Гордый проявленной сообразительностью Шапка зашёл за угол дома, огляделся, убедился, что густые кусты, высаженные вдоль глухой стены, надёжно скрывают его от посторонних глаз, активизировал «Рабочее окно» и нырнул внутрь.
И тут же заорал:
– Мама!!
Поскольку из темноты на него прыгнул кто-то рогатый и огромный!
На скамейке, почти сразу за музейной оградой, тусовались подростки. Если бы дело происходило лет эдак тридцать-сорок назад, то юные гулёны наверняка прихлёбывали бы из горла портвейн да бряцали на гитаре «Пора-пора-порадуемся на своём веку» или же осваивали творческое наследие кабацких певунов с Брайтон-Бич. Однако нынешние весельчаки на гитарах играть не умели, песен не знали тоже, а потому слушали что-то с планшета и курили, время от времени общаясь друг с другом на общенародном матерном.
И без особого восторга уставились на неожиданно явившийся «прогулочный дозор».
– Так! Это кто тут у нас? – пригляделся физрук.
– Здрасьте! Здрасьте. Здрасьте…
Подростки оказались знакомыми, все, кроме одного – наглого, лет шестнадцати, парня в кожаной куртке.
– Что, как обезьяны сидите, на жёрдочке? – Учительница труда, бесцветная, замученная жизнью тётка, тоже внесла свою лепту в происходящее.
– На жёрдочках попугаи сидят, – заметил какой-то умник.
– Я так и сказала.
– Вы сказали – обезьяны.
– Елизавета Карловна пошутила, – вернул себе слово физрук.
– Разве?
– Она использовала образный оборот…
– Ох…
– Вы знаете, сколько сейчас времени?
Серьёзный вопрос заставил подростков скривиться даже больше, чем при появлении «дозора». Все они знали правила и понимали, что последует дальше.
– Время ещё нормальное, – вздохнул кто-то.
– Пока нормальное, – уточнил физрук. – Но через полчаса станет запретным.
– Тридцать минут – это много.