"Семейные сны"

Галкин Александр Борисович

– Это я тоже слышал: лампы перегорают моментально, если рядом инопланетяне... Колоссальную энергию их тарелки пожирают... Лампы электрические просто не выдерживают...

– Вот видите!..
– Бабка облизнула губы, обтерла их пальцами, внезапно накрыла ладонью мою руку.
– Потрогайте, какие у меня холодные руки, - проникновенно и не без гордости поведала она.
– Но теперь мне луч-че... луч-че... Вчера передавали Аллана Чумака по радио... Я слушала! Он мне мазь зарядил от мозолей... Всю неделю болели... А сегодня я их не чувствую. Сколько времени, скажите? Без пяти

четыре? Через пять минут второй сеанс будут транслировать... по крымскому радио. Надо послушать!.. Он и газету тоже зарядил... "Крымскую правду".
– Она привстала, вытащила из-под себя газету, продемонстрировала ее, снова положила газету на табуретку и прочно утвердилась на ней.

Только сейчас меня осенило: я понял, почему она сидела на газете: ведь у нее геморрой!

Бабка опять включила радио: "...очередной сеанс Аллана Владимировича Чумака.

– Добрый день, дорогие товарищи! Вы можете приготовить воды, соки, крэмы, фрукты, детское питание. Я заряжу их своей целительной энергией. Сядьте поудобнее, расслабьтесь, не скрещивайте ноги... Вот так! Хорошо...

Зазвучала бодрая музыкальная фраза, ритмично повторяющаяся через равные промежутки времени. Бабка пододвинула поближе к радио банку со сметаной.

Неожиданно она встрепенулась, как будто что-то вспомнив:

– У меня к вам будет большая просьба: достаньте, пожалуйста, ложки-вилки сверху, сложите их на полотенце (она расстелила полотенце на столе).

Я исполнил просьбу. Она завернула все это в кокон и стала ласково, как гладят детей, обтирать каждую вилочку. Я глотнул чаю.

– Не пейте чай, пока он не закончит... Может не в то горло попасть.

Я отодвинул кружку, с ненавистью покосившись на радио. Внезапно в моем правом ухе, обращенном к радио, противно закололо, точно неопытный дантист задел бор-машиной нерв гнилого зуба.

24.

– В жутком настроении проснулся... Весь описался... Компот пролил, видишь?
– Жена потрясла мокрыми ползунками и вытерла ими пол.

Акакий с потными, свалявшимися волосами угрюмо сидел в углу кровати и перебирал пальцы на ногах, особенно сосредоточенно ковыряясь в промежутках между пальцами.

– Может, сон плохой приснился?
– высказал я догадку.

– Зайчик, что тебе снилось: мама-папа?
– заворковала жена.

– Кака!
– сурово отрезал Акакий.

Жена покормила сына. Они ушли гулять. Быстрей - за книгу! Что-то очень значительное и прямо касающееся моей жизни там мелькнуло:

"То были незабвенные дни на рубеже февраля и марта 1917 года, когда священный хмель бескровной революции залил Петербург и Москву, катясь от сердца к сердцу, от дома к дому, по всей стране, по всколыхнувшимся, ликующим губерниям. Но этою минутой не преминул воспользоваться багровый жругрит, чтобы вгрызться в извивающееся туловище своего отца. Ржавый купол короны сорвался с головы несчастного. Но старый Жругр был еще жив. Волоча внутри себя багрового жругрита, прогрызавшегося глубже и глубже к его сердцу, он тащился из последних сил к центральному капищу. И здесь, прямо

на улицах Друккарга, от умирающего отпочковался и последний жругрит - черный маленький недоносок, быть может самый злобный из всех. Едва родившись, в туловище родителя стал вгрызаться и он, а бурый, стремясь наверстать время, пропущенное в замешательстве, рванулся туда же вслед за багровым, тщетно пытаясь опередить его на пути к родительскому сердцу.

Ледяные дожди хлестали по проспектам и дворцам Петербурга, когда в Друккарге багровому Жругриту удалось первому добраться до сердца отца и вырвать его из туловища. Это была та секунда, когда в Энрофе по стенам Зимнего дворца с Невы ухнули пушки крейсера, а в глубоком подземном мире багровый победитель, внутри главного капища игв, высоко под самым конусом, прижимал щупальцами пульсирующее сердце к своей груди, выпивая из него присосками кровь, каплю за каплей". *25

Стукнула дверь. Голоса родителей. Шмякнула об пол тяжелая сумка. Заскрипел протез, дверь нашей комнаты приоткрылась, и отец просунул голову, увидел меня - резко хлопнул дверью. Проверял, дома ли дочь: почти каждый день он устраивал такие проверки.

В нем все-таки, видимо, бурлили отцовские чувства.

Зазвенела пряжка от протеза: значит, он отстегивает его, ставит в кладовку. снимает брюки, надевает зеленые в белую шашечку пижамные штаны, завязывает узел на штанине...

Я отправился в туалет, захватив с собой книгу. Отец нес на кухню три майонезные банки, забитые окурками.

В коридоре беседовали бабка и мать. У туалета стояла клюка. Очевидно, бабка заняла очередь и поставила палку, чтобы ее никто не опередил. После Чумака она как-то зачастила в уборную, а может, это была реакция на голодовку.

– Люба, у меня плохо с желудком... Я сегодня уже три раза ходила!.. Три раза!

– А вы выпейте травку из сада...

– А как ее пить? Горячую?

– Необязательно... Теплую.

– Так ведь нельзя же весь день траву пить...

– Так пройдет все быстрей... А вы еще скушайте сухарик с чаем.

Мать пришла домой необыкновенно веселая.

– Ну как вы съездили?
– поинтересовался я.

– Очень хорошо! Сделали рентген - оказывается, у отца вышел камень... почечный... Благодаря Кашпировскому! Поэтому его и стошнило несколько раз. Вообще сегодня очень удачный день: мы обогнали "Жигуленка" и "Волгу" на нашей старенькой, достали свежей рыбы, на рынке отец купил три банки чинариков... Сейчас же нигде нет сигарет... А он без курева не может...

– И дорого стоит?

– Три рубля - майонезная баночка!

– Кошмар! Но ведь их же опасно курить... СПИД какой-нибудь подхватишь!

– Отец обработает их на горячем пару... Убьет микробов... А потом просушит на батарее... На зиму хватит, если экономно...

– Поеду на Центральный телеграф... Отобью телеграмму Кашпировскому...
– бросил отец через плечо и поскакал на костылях к кладовке одеваться.

– Зачем ты поедешь? В твоем состоянии?.. Да еще с культей больной... Вспомни, какой ты утром был! Закажи по телефону, - заволновалась мать.