"Семейные сны"
Шрифт:
– Туда не дозвонишься, - пробурчал отец, но, отыскав в справочнике нужный номер, принялся крутить диск.
– Девушка, примите телеграмму. Читать нотации мне не надо, я и сам могу читать нотацию... Записывайте текст, а не разговаривайте! Москва, 113326. улица Академика Королева, 12. Кашпировскому. Вышел почечный камень. Почечный. Да! Медицинское подтверждение имеется. Имеется подтверждение... Благодарен. Квант.*26 Квант, а не Квинт! Сколько я буду должен? Подсчитайте... Жду... Хорошо! На простом бланке... не на поздравительном...
Пока он диктовал текст, из туалета вернулась бабка, и все мы втроем в каком-то торжественном оцепенении, встав полукругом позади отца, внимали его словам.
25.
За окном переполох! Истошные детские вопли разорвали однообразный шум мирного двора. Так мог кричать только один Акакий. Внимание! Они уже рядом!
– Выти-ай! Выти-ай!
– рыдал Акакий, показывая пальцем себе на спину.
– Обкакался!
– пробормотала жена и рысью стрельнула в ванную.
Плач резко прекратился, и вдруг пауза лопнула восторженным хохотом и счастливыми взвизгиваньями. Что такое? Я заглянул в ванную. Акакий плескался в ванне, на четверть заполненной водой, и со смехом пытался ухватить живую рыбешку, снующую от него во все стороны. Жена включила кран и, поддерживая ребенка за попку, старательно терла ее мылом. Акакий брызгался, покрикивал, сучил ногами и руками, но рыба никак не давалась.
Мать, верно, решила порадовать внука: запустила не издохшую покамест рыбу поплавать напоследок.
– Мама, возьми его, мне нужно витамин Д сделать...
Жена выцарапала Акакия из воды - он требовал, чтобы его отправили назад - "к ыбке".
– Какая рыбка? Она сдохла давно! Ты же ее ногой бил? Бил! Вот она и умерла... Видишь, кверху животом плавает?
– Да?
– Акакий всегда удовлетворялся разумными доводами.
– А ты, - приказала жена мне, - выжми белье.
– Ну что, горемыка?
– Мать завернула Акакия в полотенце.
– Пойдем книжки читать?
– Титать! Титать! Титать!
– радостно закивал он бабушке.
26.
Из-за полуоткрытой двери бойко зазвучали детские стихи, достойные пера маркиза де Сада:
...А злодей-то не шутит,
Руки-ноги он Мухе веревками крутит,
Зубы острые в самое сердце вонзает
И кровь у нее выпивает.
Муха криком кричит,
Надрывается.
А злодей молчит,
Ухмыляется...
...Он рычит и кричит
И усами шевелит:
"Погодите, не спешите,
Я вас мигом проглочу!
Проглочу, проглочу, не помилую..."
Звери задрожали,
В обморок упали.
Волки от испуга
Скушали друг друга.
Бедный крокодил
Жабу проглотил... *27
Сквознячок отворил дверь. Петли жалобно заныли: "Бо-о-о-льно!.." Раздался шлепок об пол (это Акакий соскочил с дивана), шмыг-шмыг-шмыг -
Я зашел в комнату. Теща продолжала читать:
– Я кровожадный,
Я беспощадный,
Я злой разбойник Бармалей!
И мне не надо
Ни мармелада,
Ни шоколада,
А только маленьких
(Да, очень маленьких!)
Детей!..
Он страшными глазами сверкает,
Он страшными зубами стучит,
Он страшный костер зажигает,
Он страшное слово кричит:
"Карабас! Карабас!
Пообедаю сейчас!" *28
Акакий соскочил с дивана; вылупив глаза, застучал дюжиной своих зубов, схватил саблю и, подняв ее над головой, забегал по комнате кругами:
– Я Бамалей! Я Бамалей!
– Ты Бармалей? Кушаешь маленьких детей?
– спросила мать жены.
– Нет! Я - Ленин!
– и он скорчил жуткую рожу.
– Атаять гоюю!..(Оторвать голову.)
Кем он только ни перебывал: и бабой Ягой, и совой, и собакой, и кисой, и дедой, и бабой. А теперь он - Ленин! Честолюбие растет.
От избытка чувств Акакий, пробегая мимо телевизора, наотмашь дал по нему саблей. Ему это понравилось, и он намеревался нанести еще пару удалых ударов. Мы с матерью вцепились в Акакия с двух сторон и оттащили от телевизора:
– Ты неслушник! Я с тобой водиться не буду! Там таракан сидит... в телевизоре... Тараканище! И тебя съест, если будешь трогать телевизор...
– запричитала теща.
– Да?
– Акакий задумался.
Я поддакивал:
– Телевизор не бьют... Его надо жалеть... гладить... Он хороший!
В комнату ввалился отец. Он снова пристегнул протез под зеленые пижамные штаны и заскрипел, ни на кого не глядя, прямо к балкону. Нагнулся, со стонами и причмокиваньями снял половую тряпку с проволоки... Акакий тут же пролез между его ногами, сдернул другую тряпку, висевшую рядом с первой. С радостным смехом, копируя деда, потянулся он вслед за ним, шагая в затылок и держа перед собой, на вытянутой руке половую тряпку, как дед. Лицо последнего осветилось счастливой улыбкой: растет, мол, моя смена. Дело мое не умрет!
Они шли в ванную - вешать на место сухие тряпки.
– Дерьмо-о-о-о-о!!!
– по всей квартире прокатился густой бас отца, в этот раз способный поспорить с шаляпинским. От испуга Акакий примчался к своей кроватке и сам стал в нее карабкаться - я помог ему: подтолкнул под попку.
– Татарье чертово! Всю квартиру засрали! Чтобы духу их здесь не было!!
Все сбежались к ванной. Отец бушевал: он стоял по щиколотку в воде (жена забыла закрыть кран), у его ног плавала издохшая рыба, а он в ярости швырял себе под ноги мыльницы, зубные щетки, полотенца, шампуни, сбрасывая их с полок.