Семейный бизнес. От перемены мест...

Руднева Ксения Игоревна

"Вот бы он сейчас во сне концы отдал" -- малодушно пожелала я и нехотя себя одернула.

Дремал старик не более часа, а проснулся от очередного приступа кашля, душившего его изнутри. Тут же явилась Дарья и заставила Машкова выпить лекарства. Точно под дверью дежурила. После таблеток старик задышал полегче.

– - Даже в собственный праздник донимают пилюлями, -- пожаловался он, -- Неужто не ясно, что все уже бесполезно, -- махнул рукой и посмотрел на меня.

Я комментировать выпад сочла ниже собственного достоинства и лишь упорнее принялась разглядывать золотистые завитки, хотя шея и прикованная рука за все время порядочно затекли.

– -

Игоря позови, -- скомандовал он Дарье.

Машков-младший явился, сияя как медный таз. Как будто это не у него отец в скором времени сыграет в ящик. Ну и семейка.

– - Садись, отметим, -- указал Виктор Иванович на венецианское кресло, стоявшее по соседству.

Сынок расселся по-хозяйски, широко раздвинув ноги, и принялся раскладывать по тарелкам деликатесы.

– - Девушке тоже положи, -- распорядился старик, -- Она же не виновата, что на свою голову с Соболевым связалась.

"Это мы еще посмотрим, кто на чью голову с ним связался!" -- так и хотелось возразить мне, но дискутировать с неприятелем я не стала.

Блондин щедро наполнил тарелку до краев и даже плеснул в бокал вина. Все это он поднес ко мне и примостил на подоконник. Освобождать от наручника и усаживать с хозяевами за стол меня никто не собирался.

Поначалу я хотела от их подачки отказаться и упрямо продолжить пялиться в потолок, но запахи, идущие от тарелки, начисто лишили меня воли. Готовить в этом доме умели, и знали, как угодить хозяйскому желудку. Тем более, что ела последний раз я вчера в обед, и отведать угощение в данной ситуации будет более чем простительно.

"Имижд ничто..." -- мысленно махнула я рукой и приступила к деликатесам. Краб, мидии, икра, буженина -- Машков-младший, не скупясь, загрузил мою тарелку до верху. Вино оказалось под стать закуске, насыщенным и терпким, прямо как я люблю.

– - За тебя, отец, за то, чего ты достиг, что ты построил при жизни. Ты -- мой пример, и я костьми лягу, но сделаю все, чтобы быть достойным тебя.

"Достойным бандитом" -- уточнила я мысленно, пережевывая виноградину.

– - Сегодня я окончательно убедился, что ты, сын, вырос именно тем человеком, которого я хотел видеть, -- засипел дедуля. Было видно, что длинная речь тому дается тяжело: Машков все время делал паузы и прочищал горло, -- человеком, способным продолжить дело моей жизни. Вижу, что ты сможешь удержать наш бизнес в руках и не пустишь все то, что я построил с таким трудом, чем жил, по ветру. Легальная часть и так переходит к тебе по закону, что же касается наших неофициальных источников... Там, в столе бумаги, -- закашлялся старик, -- Принеси их.

Блондинчик бодро вскочил и потрусил, куда велено. Вернулся он с пухлой кожаной папкой, которую протянул отцу, и выражением полного удовлетворения на лице.

– - Это тебе, там все подписано, -- не стал брать в руки папку старик.

– - Отец, ты не пожалеешь!
– - прохрипел Машков-младший, переполненный чувствами от оказанного доверия, и плюхнулся обратно в кресло, документы пристроил у подлокотника: готова поспорить, он теперь и спать с ними будет.

Дальше мужчины ели и пили в молчании, исполнившись важностью и судьбоносностью момента, не иначе. Мне же молчать и ждать неизвестно чего надоело, тем более что расправилась с угощением я довольно быстро, а обновлять тарелку мне никто не собирался. Да и выпитое одним махом вино добавило отваги и безрассудности.

– - Послушайте, уважаемые, -- развязно на манер подвыпившей шпаны обратилась я к мужчинам, -- Я, конечно, рада, что у вас полнейшая идиллия, вы так достойны

друг друга и все такое... Но я-то тут зачем сижу? Ваша Дарья посимпатичнее будет... Может я домой пойду, а?

– - Нет, милая, -- противно захихикал старик, вино уже и ему дало в голову, тем более после коньяка, -- Мы с тобой уйдем вместе.

– - В каком это смысле?
– - не поняла я и нечаянно икнула. Тащиться куда-либо с не вызывающим симпатий стариканом не хотелось абсолютно. У меня даже почтения к его возрасту не наблюдалось, хотя обычно я очень уважаю пенсионеров, стараюсь им не перечить и место в трамвае уступать.

– - А я объясню, -- покивал сам себе старый хрыч и нырнул в воспоминания, как профессиональный дайвер под воду, -- Была у меня дочка, Элечка. Хорошая, славная девочка. Ей тогда лет как тебе было. Институт должна была вот-вот окончить. Она на менеджера училась, хотела от жизни многого добиться. Это уже тогда в моде было. После смерти моей жены, Элечкиной и Игорюшиной мамы, дочка душой семьи стала. Готовила нам, все время что-то вкусное пекла. Пропали бы мы тогда без нее, -- вздохнул Машков и, набравшись сил, продолжил, -- Я полностью в работу погрузился, Игорек в себя ушел, а Эля, как могла нас тормошила, все время вместе собирала: в общем, не позволила нам отдалиться друг от друга и замкнуться каждому в собственном горе. А уж мы ее как любили, единственная же у нас девочка осталась. Баловали Эльку изо всех сил: постоянно что-то покупали, отправляли за границу...
– - старик замолчал, предавшись воспоминаниям.

Я тактично молчала и силилась понять, какое же имею отношение к этой без сомнения душещипательной истории.

– - А в один далеко не прекрасный день дочка покончила с собой, -- Машков так резко и неожиданно окончил рассказ, что я аж закашлялась, -- Вскрыла себе вены прямо в нашей ванне, -- пояснил он, как будто я мечтала знать подробности, -- Но самое грустное выяснилось позже, -- как ни в чем не бывало продолжил старик, -- Эльвира оказалась беременной. А бойфренд, как их сейчас принято называть, на тот момент у нее был один. И имя ему -- Соболев Егор Станиславович.

При звуке имени Егора у меня в ушах застучало, а на лбу и спине выступила испарина, словно я была столетней старухой и взялась не смотря ни на что пробежать марафон. А в голове было такое ощущение, как будто кто-то без предупреждения включил профилактику: белый шум и ни малейшей надежды на внятную картинку. Губы Машкова продолжали шевелиться, и я даже видела, что он что-то говорит, вот только услышать не могла. А в мозгу упрямо билась лишь одна мысль: Егор не может иметь отношения к истории с нерожденным ребенком и покончившей с собой от отчаяния девушкой.

– - ...уже позже я узнал, что этот подонок признавать ребенка отказался, так же как и жениться на моей дочери. И если бы не он, наша Элечка была бы до сих пор с нами, -- слух наконец вернулся и я смогла услышать окончание рассказа.

– - Так значит я для вас -- что-то типа орудия мести, -- медленно проговорила я, по крупицам возвращая контроль над сбившимся дыханием, -- И что вы собираетесь делать?

– - Лишим его той, на ком он так опрометчиво надумал жениться вместо моей дочери, -- мерзко захихикал старик, а я в этот момент поняла, почему люди утверждают, что старики -- те же самые дети. Машков, этот беспринципный и прожженный жизнью воротила, действительно радовался как ребенок тому страшному факту, что собирался проучить обидчика, убив ни в чем не повинного человека, -- Он отнял у нас дорогую женщину, а мы в ответ -- отнимем у него.