Семейный позор
Шрифт:
Такая же нежная сцена происходила в это время у фонтана Лоншан. И однако, расставшись с Фелиси, Пэмпренетта твердо решила не ходить на свидание с Бруно. Во-первых, она его больше не любит (ибо разве может девушка из такой семьи питать нежные чувства к полицейскому?), а во-вторых, почти дала слово Ипполиту, и тот не замедлит явиться к ее родителям официально просить руки мадемуазель Адоль. Короче, хорошая заваруха в перспективе!
Но, так или иначе, сама не зная каким образом, ровно в одиннадцать Пэмпренетта оказалась у фонтан
— Ты совсем не изменился… — заметила Пэмпренетта.
— Ты тоже! Все такая же красавица!
И влюбленные снова обнялись. Проходившая мимо женщина с двумя малышами недовольно заворчала:
— Неужели нельзя вести себя поприличнее, а? По-вашему, это подходящее зрелище для детей?
— Но мы ведь любим друг друга! — простодушно отозвалась Пэмпренетта.
Матрона с жалостью пожала плечами.
— Ох, бедняжка! Все мы одним миром мазаны! Я тоже когда-то верила красивым словам и обещаниям…
Она сердито ткнула пальцем в двух насупившихся малышей и с горечью подвела итог:
— А вот что от всего этого осталось! Да еще стирка, уборка, готовка… Эх, девочка, удирайте пока не поздно, если у вас есть хоть капля здравого смысла!
И с этими словами мамаша удалилась, что-то недовольно бормоча себе под нос — наверняка ругала последними словами весь сильный пол вообще и своего мужа в частности. Но Пэмпренетта чувствовала себя слишком счастливой и не могла допустить даже мысли, что еще чья-то любовь начиналась точно так же. Наконец, когда они с Бруно вдоволь нацеловались, намиловались и нагляделись друг на друга, девушка задала мучивший ее вопрос:
— Бруно… почему ты так поступил со мной?
— Как?
— И ты еще спрашиваешь, чудовище? Ну, отвечай, почему ты меня бросил?
— Я? Но ведь это же ты…
— Я? О Матерь Божья! Чего только не приходится выслушивать! Может, это я, обесчестив и себя и свою семью, пошла работать в полицию?
— Нет, это ты с детства бесчестишь себя, таская чужое добро!
— Бруно! И ты смеешь утверждать, будто я не порядочная девушка?
— Конечно, не порядочная!
— О!
Пэмпренетта задыхалась от гнева, обиды и полного непонимания.
— И тем не менее ты хочешь на мне жениться? — с трудом пробормотала она.
— И даже очень!
— Но почему?
— Потому что я люблю тебя, Пэмпренетта, и никогда не смогу полюбить другую.
И они снова обнялись, забыв о логике и думая лишь о переполнявшей обоих нежности. К полудню Пэмпренетта и Бруно окончательно решили, что теперь они жених и невеста. Девушка согласилась вести праведную жизнь вместе с Бруно и во имя любви решительно и бесповоротно перейти во враждебный всем ее родным и близким клан. Домой мадемуазель Адоль возвращалась веселая, как жаворонок весной, и совершенно забыв, что некий Ипполит Доло собирается просить ее руки.
Покидая улицу Лонг-дэ-Капюсэн, инспектор Пишранд не сомневался,
Пишранд обошел большую часть кабачков, расположенных около Биржи, и в конце концов отыскал своего молодого коллегу Ратьера. В тот момент, когда Пишранд его заметил, Жером разговаривал с каким-то типом с неприятными, бегающими глазками. При виде хорошо известного всей городской шпане инспектора парень мгновенно испарился. Пишранд рассчитывал, что к его разговору с Ратьером прислушается не одна пара ушей. Но именно огласки он и добивался. Инспектор сел за столик слегка удивленного коллеги и заказал пастис.
— Ну, малыш, чего-нибудь добился?
— Нет. Все как воды в рот набрали.
Пишранд рассмеялся.
— Этого и следовало ожидать! Я предупреждал шефа, что это не лучший способ прижать Салисето к стенке.
Полицейский почувствовал, как напряженно замерли сидевшие за соседними столиками, едва он произнес имя каида. Ратьер был далеко не дурак; оправившись от первого удивления, он быстро сообразил, что старший коллега так разоткровенничался неспроста, и немедленно поддержал игру.
— Знаешь, старина, по-моему, мы и на сей раз не сумеем накрыть Тони.
— Не уверен…
— Кроме шуток? У тебя есть определенные догадки на этот счет?
— Даже кое-что получше…
Пишранд немного понизил голос, но окружающие сидели так тихо и так старательно ловили каждое слово, что полицейский мог бы говорить даже шепотом — все равно его бы услышали.
— Я ходил к Великому Маспи…
— Ну и что?
— Разумеется, он не стал категорически утверждать, что это дело рук Салисето, но, по правде говоря, все же сообщил кое-какие подробности, и теперь наш каид может оказаться в очень щекотливом положении… Ну, за твое здоровье, малыш! Я думаю, уж теперь-то мы разделаемся с Тони.
— А шеф в курсе?
— Еще бы! Я сразу же составил рапорт… Ну и обрадовался же старик! «Пишранд, — сказал он мне, — похоже, я все-таки сумею упечь Салисето в тюрьму, прежде чем уйду в отставку! И это будет для меня самым лучшим вознаграждением!»
Полицейский еще не успел закончить не слишком правдивые излияния, как многие посетители тихонько выскользнули из кабачка, причем одни так и не доели обед, другие, с молчаливого согласия партнеров, не закончив игры, бросили карты. А Пишранд краем глаза с усмешкой наблюдал, как подручные Салисето спешат предупредить хозяина, что ему готовят ловушку. Инспектор внутренне ликовал.