Семейный стриптиз
Шрифт:
Уборка в доме подруги вымотала Джаду не только физически, но и морально. К тому же вселила в душу страх. Прежде ей казалось, что неурядицы касаются только ее собственной семьи; у других же жизнь идет как по маслу. Ха! Разумеется, все в руках всевышнего, но… как тут не испугаться, если жизнь белой подруги в одночасье полетела кувырком?
Ее взгляд вновь скользнул по пустой нише вместо кладовки, по голым доскам кухонного пола. Когда-то она гордилась Клинтоном: видела в нем созидателя, человека действия, способного возводить дома и поднимать людей. Теперь он если что и делает, то только рушит.
Она на цыпочках поднялась по лестнице, неслышно приблизилась к комнате малышки. Хоть что-то Клинтон довел до конца, и на том спасибо. Покрасил третью детскую, смастерил пеленальный столик для Шерили и даже повесил на двери табличку с именем младшей дочери. Джада приоткрыла дверь и заглянула в детскую – так, на всякий случай, убедиться, что с Шерили все в порядке. Кроватка была пуста. Боже, только не это! Неужели Клинтону взбрело в голову уложить малышку с девочками?! Она метнулась к комнате Шавонны. На краешке широкой кровати свернулась калачиком Дженна, а самой Шавонны не было.
Странно. Может быть, под бок к папочке забралась, как не раз случалось раньше? Или опять разругалась с Дженной и объявила бойкот? Джада быстрым шагом двинулась по коридору. Что-то тут не так. Предчувствие беды ужом вползло в сердце, но Джада гнала его, убеждая себя, что причиной тому несчастье подруги.
В пять секунд добравшись до большой спальни, она рывком распахнула дверь. Пусто. Ни Шавонны, ни Шерили, ни Клинтона. Лишь записка белеет на неразобранной постели. Холодея от страха, Джада прыгнула к кровати и схватила листок.
«Джада!
Я принял решение. Я забираю детей и ухожу от тебя. Твоя дружба с преступниками доказывает, что ты не только плохая жена, но и плохая мать. Мой адвокат Джордж Крескин свяжется с тобой в ближайшее время. Дети сказали мне, что не хотят оставаться в одном доме с детьми наркодельцов.
Клинтон».
Джада пробежала глазами неровные строчки – один раз, второй, третий. Клинтон так не думает, не говорит и не пишет. Что все это значит? Свихнулся окончательно? Ее сердце заколотилось с такой скоростью и с такой бешеной силой, словно решило вырваться из груди. Плевать на сердце. Плевать на усталость. Джада ринулась в комнату сына, рванула на себя дверь. Нижнее место двухэтажной кроватки отдано Фрэнки, а верхнее… верхнее пусто. Вновь пролетев темный коридор, она нырнула в кладовую, где целый угол всегда был занят чемоданами и дорожными сумками. Пусто. Словно одержимая, она бросилась назад, в комнату старшей дочери, и дернула вбок дверцу шкафа-купе. Пусто. Если не считать десятка пустых распялок. Резко повернувшись, она рухнула на колени перед комодом Шавонны. В ящиках пусто. Маечки, трусики, носочки… все исчезло. Вместе с ее детьми!
Совершенно обезумевшая, Джада помчалась в большую спальню. Вся обувь Клинтона, пара приличных костюмов и кожаный пиджак исчезли. С ума сошел! Психопат! Забрал ее детей! Думает, это сойдет ему с рук? Думает, она для того работала без продыху, чтобы он в один прекрасный день исчез из дома вместе с детьми? А что он, хотелось бы знать, собирается с ними делать? Он ведь даже здесь не обращал на них внимания!
Джада побежала было к лестнице, но на полпути ее настиг весь ужас произошедшего. Она застыла на площадке каменной статуей, а когда жгучая боль пронзила грудь, со стоном опустилась на ступеньку. Кому звонить? Что делать? Хорошо, хоть успела зажать рот ладонью, подавив рвущийся крик. Дети ведь в доме – пусть чужие, но дети.
В полицию не обратишься – копы засмеют. Адвокату в такое время не позвонишь… даже если бы у нее был адвокат. Родители на Барбадосе, да и немолоды они уже, не дай бог, не перенесут потрясения.
Пальцы Джады конвульсивно сжали деревянную стойку перил. Как мог Клинтон такое с ней сотворить?! Неужели он ее в самом деле так ненавидит?! А дети? Они не могли согласиться бросить маму! Заставил? Наврал что-нибудь? Джада замотала головой, словно пытаясь отогнать кошмарную реальность. Увы, жест отчаяния не вернул ей детей.
Браку конец. Это понятно. Семьи больше нет, но детей она найдет, вернет домой, защитит! Дом и дети – вот тот алтарь, на который она, как жертвенного агнца, возложила свою жизнь, и никто не сможет отнять их у нее. Ей достанет сил отстоять cвoe.
Она будет сильной. Потом. А в этот страшный миг Джада уронила голову на колени и тихонько заплакала.
ГЛАВА 15
– Хочешь, я поеду с тобой? – в сотый раз повторил Тони, высаживая Энджи у терминала. – Тебе вовсе не обязательно делать это в одиночку. Я с радостью отложу командировку и присоединюсь к тебе.
– Нет, папуля, лучше я сама. – Энджи погладила отца по руке. – Мама тоже предложила помощь; все вместе мы могли бы устроить целый спектакль, но я решила просто зайти, сложить вещи и удалиться. Пусть стерео и блендер остаются у Рэйда. Бог с ними. Я заберу одежду, фотографии и… ну, ты понимаешь.
– А он что, тоже там будет? – прорычал Тони. – Этот сукин сын…
– Он и не догадывается о моем приезде, – перебила Энджи – ей не хотелось сейчас слушать отцовскую ругань. – Успокойся, не собираюсь я с ним встречаться. С Рэйдом покончено. Но одежда мне пригодится. – Она опустила взгляд на свой дешевенький костюм.
– Ладно. Рабочих наняла, как я просил?
– Угу. – Энджи протянула руку к заднему сиденью за сумочкой и косынкой. – Двоих ребят на грузовичке. Они курсируют между Нью-Йорком и Бостоном, так что на следующей неделе все вещи будут у тебя дома.
Кивнув, Энтони Ромаззано неуклюже обнял дочь.
– Ну что ж, детка… До встречи. От лимузина точно отказываешься? А деньги нужны? – добавил он, когда Энджи уже открыла дверцу.
Она кивнула. Очень не хотелось бы принимать помощь отца, но с наличными и впрямь туго. Тони протянул ей две стодолларовые бумажки и кредитку на ее имя.
– На всякий случай, детка.
Глаза Энджи наполнились слезами.
– Спасибо, папуля. Большое спасибо.
– Не за что. Вечером вернешься?
– Обязательно, – без колебаний пообещала Энджи. —. Возможно, перед отлетом посижу с Лизой в кафе, но к ночи вернусь непременно.