Семейный заговор
Шрифт:
Мисс Рейнберд сделала, как ей указали. Бланш встала позади нее и начала медленно массировать лоб кончиками пальцев. После нескольких пассов боль начала отступать и вскоре исчезла совсем. Мисс Рейнберд подумала, что мадам Бланш все-таки необыкновенная женщина. Ведь она могла скрыть то, что ей сказал Ситон. Если в ней и было что-то жульническое, то она весьма умело это скрывала. Да, определенно, у нее есть какие-то способности: она будто вытянула боль кончиками пальцев.
Закончив, Бланш села в кресло и спросила:
— Похоже,
— Да, вы правы. У вас замечательный дар.
— Но помочь можно только тем, кто этого хочет.
— А что, разве бывает наоборот?
— Да, некоторые просто обожают свою боль и не хотят с ней расставаться. В таких случаях я бессильна. Несчастные цепляются за свою боль, и приходится тратить массу времени и сил, чтобы хоть как-то помочь им. Позвольте мне дать вам один совет: в следующий раз, как только у вас появится головная боль, сядьте в кресло, закройте глаза и представьте, что массирую ваш лоб. Если образ будет достаточно четким, то боль пройдет. Теперь давайте послушаем, что сегодня скажут Генри и ваши близкие.
Мисс Рейнберд наблюдала за уже привычными приготовлениями мадам Бланш, за всеми превращениями, что происходили с ней. Без тени сомнения и даже с нетерпением ожидала мисс Рейнберд встречи с Генри, Хэриет и Шолто. Ее вера или неверие уже не имели значения. Хотя иногда кое-что во время сеанса ее раздражало, к примеру неточности в рассказах с той стороны, она ощущала удовольствие от общения. Мисс Рейнберд чувствовала себя маленькой девочкой, у которой есть своя тайна. Она была благодарна мадам Бланш, ведь раньше она считала, что в ее возрасте уже нельзя испытать ничего нового.
Через несколько минут Генри вышел на связь. Его голос, звучащий из уст мадам Бланш, казался бодрым и жизнерадостным. Сегодня, как заметила мисс Рейнберд, Генри было не до поэтических изысков.
— Скажи своей приятельнице, что ее брат и сестра пока не могут прийти. Может быть, немного позже.
— Но почему? — спросила мисс Рейнберд. Она уже настолько привыкла, что не нервничала, общаясь с Генри.
— Дело в том, что… Ну, здесь, можно сказать, принципиальный вопрос. Мы называем это «двойная нить доброты».
— Сие нам ни о чем не говорит, Генри, — заметила Бланш.
— Что ж, пока вам придется довольствоваться этим. Суд Верховной Доброты скоро вынесет свое решение. Вашей приятельнице не стоит расстраиваться. У меня есть для нее информация, и она может получить ответы на некоторые мучающие ее вопросы.
Мадам Бланш, расслабившись, полулежала в кресле. Глаза ее были закрыты, а нижняя челюсть сильно отвисла.
— У вас есть вопросы, мисс Рейнберд?
— Да, мы знаем, что этот Шубридж…
— Не надо так грубо, — резко отозвался Генри.
— Извините. Мы уже знаем, что мистер Рональд Шубридж принял на воспитание мальчика и переехал в город Вестон-супер-Мар, где успешно занимался авторемонтным бизнесом. Но куда эта семья
К удивлению мисс Рейнберд, Генри ответил:
— То место мне очень хорошо знакомо. Как-то раз мы с Сэмми проводили там отпуск.
— Сэмми? — переспросила мадам Бланш.
— Брюнель. Изамбард Брюнель. Я звал его Сэмми. Итак, они отправились в Брайтон. Я смотрю сквозь пелену времени и вижу этот город, сначала таким, каким мы с Сэмми знали его, а потом — каким увидела его семья Шубриджей… Я вижу большое здание на берегу моря. Это отель. На фронтоне большие серебряные буквы названия — «Аргента».
— Вы уверены? — спросила мисс Рейнберд.
— Что за странный вопрос? — сухо заметил Генри. — То, о чем я говорю, — всегда правда, только отеля больше нет.
— Итак, у Шубриджей был отель. А что случилось потом, Генри? Его продали? — спросила Бланш.
— Да, продали. А позже, много лет спустя, снесли. Рональд Шубридж был хорошим человеком, добрым отцом и честным бизнесменом, получавшим доходы от своего нелегкого труда.
На мгновенье мисс Рейнберд показалось, что на Генри опять нашло поэтическое настроение. Она уже жалела, что задала этот вопрос.
— Мне бы хотелось узнать больше о мальчике. Его звали Эдвард. Как он жил в Брайтоне?
— Учился в колледже.
— В каком колледже? — спросила мадам Бланш. — Если бы мы знали, это значительно облегчило бы наши поиски.
— До тех пор, пока Суд Верховной Доброты не вынесет своего решения, его поиски абсолютно исключены, — грустно заметил Генри. — Но название колледжа я могу вам назвать: Лэнсинг-колледж. Находится он недалеко, на побережье. Там он учился, рос и стал настоящим мужчиной.
— Не могли бы вы любезно объяснить нам, что такое Суд Верховной Доброты и какое отношение он имеет к нашему мальчику? — спросила мисс Рейнберд.
Генри усмехнулся:
— Суд Верховной Доброты заключен в каждом человеческом сердце, но только после Великого Перехода его Мудрость раскрывается во всей полноте. Доброта в сердце человека — лишь зерно, которое прорастает после того, как человек покидает этот бренный мир.
«Типичный ответ в стиле Генри», — подумала мисс Рейнберд. Эта мысль была лишена какой-либо эмоциональной окраски, чтобы не задеть Генри, который легко снимал с нее информацию.
— Твоя приятельница привержена классической логики, — продолжал Генри, — она поверяет жизнь математическими формулами. И я тоже когда-то был таким, как и мой лучший друг Брюнель. Сейчас-то мы знаем, что это неверно.
Неожиданно для самой себя мисс Рейнберд спросила:
— А как вы познакомились с Брюнелем?
— Ему в то время было двадцать пять, и он работал над проектом подвесного моста через ущелье реки Эйвон неподалеку от Бристоля. Я принимал участие в разработке этого проекта. Это был выдающийся человек, намного выше меня, как в земной жизни, так и сейчас. Он перешел в Круг Света.