Семейство Питар
Шрифт:
— Берем груз, гром небесный! И тем хуже для нее! Если судами начнут командовать бабы…
Еще через полчаса, у себя в каюте, он обтер тряпкой перепачканные ботинки, тщательно вычистил щеткой низ брюк.
— Жиль! — окликнул он второго помощника: тот как раз заглянул в кают-компанию. — Как вы насчет проветриться?
— Если не возражаете…
И они вдвоем отправились в город, оставив Муанара руководить погрузкой.
— Я знаю один ресторанчик — вон там.
Тем не менее они заблудились и лишь через полчаса добрались до ресторана, где пообедали за столиком, стоявшим
Однажды, тому уже лет шесть, Ланнек познакомился здесь с какой-то брюнеточкой, крепенькой, как орешек, которую повел в кино. Поэтому он и сейчас оглядел обедавших женщин, но одни уже были с кавалерами, другие просто не обратили внимания на двух французов.
— Ну что? Поль влюбился? Конечно, влюбился. Не старайтесь меня разубедить. Он, Марсель, — мне-то что?
Ланнек был крайне возбужден. Громко разглагольствовал, заказал одну за другой три бутылки рейнвейна.
В три часа дня они прогуливались под сводами Центрального вокзала между двумя рядами магазинчиков, где всегда особенно густая толпа.
— Что скажешь вон об этой? Одна беда: она без подруги.
Им нужно было по спутнице на каждого, и они раз пять-шесть увязывались за девицами, шедшими вдвоем, но отставали, заметив, что те не выказывают к ним никакого интереса.
А ведь именно здесь в прошлом году…
— Дальше, до самого Рейкьявика, будет не до развлечений. И я знаю кое-кого, кто здорово прихворнет в пути.
Скажи на милость, ты понимаешь, чего она добивается?
Опрокинув несколько рюмок, Ланнек стал называть г-на Жиля на «ты». Второй помощник раскраснелся, глаза у него заблестели.
— Не знаю.
— Я тоже, гром небесный! И хоть бы еще призналась, что наврала! Да нет, она не врала. Я знаком с этим Марселем и должен был сразу же заподозрить неладное…
Внимание!
Две проходившие мимо женщины остановились у очередной витрины. Моряки встали позади них, заулыбались и получили в ответ улыбку.
Ланнек знал по-немецки десятка два слов, не больше, зато свободно говорил по-английски.
Обе пары, одна за другой, следовали от витрины к витрине и в конце концов забрели в кино.
У одной из незнакомок, высокой, хорошо сложенной особы, лицо было кроткое, усмешка хоть ироническая, но снисходительная. Ее выбрал Ланнек. Вторая, поменьше ростом и похудощавей, с маленькими острыми грудками, ни минуты не сидела спокойно и все время тормошила смущенно улыбавшегося г-на Жиля.
Они снова выпили в баре при кино. Затем пропустили по аперитиву в большом кафе, где, как у Шандивера, играла музыка.
Ланнек был уже навеселе. Разговаривая, путал французский с английским и немногими немецкими словами из своего скудного лексикона, а его подружка, которую звали Анной, отвечала ему по-английски.
Немки потащили мужчин ужинать в квартал Санкт-Пауль, в кабачок, служивший также дансингом, и г-н Жиль с приятельницей провели чуть ли не половину времени на танцплощадке.
— Это правда, что у тебя свое судно? Большое?
— Большое.
— А почему ты не в морской форме?
Теперь они пили немецкое шампанское, и Ланнек во всеуслышание объяснял, в чем разница между этим вином и доподлинным, французским.
К
— Все на борт! — громовым голосом скомандовал Ланнек. — Я вам покажу, что такое настоящее шампанское!
Затея чуть не сорвалась: женщин перепугал вид доков, которые предстояло пересечь. Из-за грязи и луж г-н Жиль понес Эльзу на руках и едва не растянулся вместе с нею.
— Эй, на «Громе небесном»! — заорал Ланнек, подойдя к доске, служившей сходнями.
Из темноты вынырнул Кампуа и замахал фонарем.
— Спустись и переведи дам!
Женщины успокоились только на палубе, и особенно в кают-компании, когда мужчины сняли с них пальто.
— Шампанского! — распорядился Ланнек. — И банку икры — где-то у нас завалялась одна.
Он свирепо поглядывал на запертую каюту.
— Иди сюда, цыпочка!
Ланнек говорил по-французски, забывая, что Анна ничего не понимает. Влепил ей несколько смачных поцелуев — в щеку, в шею, куда попало, думая о том, что позеленевшая Матильда все сейчас слышит у себя за дверью.
— Три бутылки! Нет, четыре! — гаркнул он Кампуа, сновавшему взад и вперед с таким видом, будто он и есть виновник происходящего.
Ланнеку отчаянно хотелось спать, но он, стиснув челюсти, пялился на Анну со злобной решимостью доказать себе, что его влечет к ней.
— Главное, не стесняйтесь. Жиль! Мы у себя, старина…
Маленькие глазки Ланнека смеялись, суровели, смеялись снова, и у него возникало желание трахнуть кулаком о дверь.
— У себя, гром небесный!
5
Будить его не требовалось: в шесть утра, а летом — в пять или даже в четыре Эмиль Ланнек при любых обстоятельствах был уже на ногах. В этот раз, открыв глаза, он увидел, что свет в каюте не выключен, а сам он лежит как был — в носках и брюках в полоску.
За время, ушедшее на подъем и посещение умывальника, где он первым делом ополоснул себе лицо, перед мысленным взором Ланнека ожило несколько таких картин, что он воздержался от дальнейших воспоминаний.
Кроткая Анна, чьи поцелуи как-то странно тают на губах, а вырез сорочки ласкает ему грудь; г-н Жиль, который, спотыкаясь, тащит вторую немку в угол кают-компании…
Ланнек энергично почистил зубы, прополоскал эликсиром рот и, чтобы отбить вкус перегара, раскурил первую трубку.
В шарантских [3] шлепанцах на босу ногу, в сползающих с бедер брюках и грубом рабочем кителе, расстегнутом на груди, он отворил дверь и вышел в кают-компанию. Она была погружена во тьму, и, задержавшись на минуту, Ланнек услышал дыхание спящих, различил во мраке чье-то лицо, женскую ногу без туфли.
3
Сделанные в департаменте Шаранты (Франция).