Семейство Питар
Шрифт:
Кают-компания наполнилась грохотом. За дверьми кто-то заметался. Это, конечно, Кампуа. Наверняка ломает себе голову: уж не стряслось ли что-нибудь с судном?
Ланнек ушел к себе, захлопнул дверь и, не раздеваясь, бросился на койку.
Несколько минут он пролежал, даже не прислушиваясь к тому, что происходит за переборкой. А когда все поуспокоилось, различил голос жены и понял, что Матильда с феканцем наводит порядок или просто подсчитывает убытки.
3
Он
Подобно тому как факиры приводят себя в гипнотическое состояние, созерцая хрустальный шар, Ланнек обладал способностью служанок и домохозяек отвлекаться от действительности за чашкой кофе с молоком.
Чашка была огромная, из фаянса, толщиной чуть ли не в сантиметр. Сгущенку Ланнек подливал сам из продырявленной в двух местах банки.
В эту минуту он еще качался на полпути между сном и явью: зевал, расправлял затекшие члены. И аромат горячей сладкой жидкости лишь постоянно вытеснял другой запах, тоже занимавший определенное место в монотонном течении дней, — запах только что покинутой койки. Ланнек никогда не осмелился бы признаться, что, ложась вздремнуть после обеда, он втягивает воздух ноздрями с тем же наслаждением, что и лошадь, вернувшаяся в родную конюшню. А когда он проводил несколько дней на берегу, ему было не по себе в любой другой постели — даже в постели собственной жены.
— Кампуа!
Ланнек не повысил голос: он знал, что феканец где-то поблизости.
— Ветер переменился?
Даже подремывая за чашкой кофе с молоком, он мысленно следил за ходом судна. Точно так же, отдыхая, он сквозь сон отметил, что часа в четыре бриз ослаб и уступил место дождю, время от времени принимавшемуся хлестать по иллюминаторам каюты.
Теперь он слышал, как волны бьют о корпус парохода, и удары их подсказывали ему, что подул встречный ветер.
— Норд-вест, — подтвердил Кампуа.
Только что стемнело. Две электрические лампочки, сочтенные Матильдой слишком тусклыми, освещали кают-компанию, где в чашке дымился кофе, за которым, упершись локтями в стол, Ланнек оцепенело просиживал десять минут, отведенные на то, чтобы стряхнуть сон.
Когда идешь через Фламандские банки, норд-вест означает, что погода будет скверная, может быть и туман вдобавок. Ну, об этом еще хватит времени поразмыслить.
На зеленом покрывале валялась газета — в нее что-то заворачивали, и Ланнек машинально, не собираясь читать, пододвинул ее к себе. Газета, оказавшаяся маленьким провинциальным листком из департамента Нижней Сены, была раскрыта на колонке с объявлениями:
«Пивная-ресторан Шандивера.
Самое современное и веселое заведение в городе.
Каждый день играет оркестр».
Ланнек
Кан… Пивная Шандивера… Дождь… Матильда… Их помолвка…
Дождь, непрерывный дождь, особенно по вечерам…
В такой вот дождливый вечер Ланнек и забрел к Шандиверу. Он командовал тогда пароходом, разгружавшимся в Кане.
По еле освещенному тротуару скользили тени, но в громадной пивной было тепло, царило возбуждение, звучали смех, обрывки разговоров, музыка, стук бильярдных шаров и бокалов. Пахло пивом, кофе, страсбургскими сосисками.
По правде сказать, Ланнек просто искал себе подружку, когда заметил Матильду, сидевшую рядом с матерью. Он даже помнит, как медленно, словно стараясь растянуть удовольствие, они ели пирожные.
С чего ему взбрело в голову бросать на девушку красноречивые взгляды? Она улыбнулась. Потом рассмеялась. Мать ничего не поняла, но на всякий случай обшарила глазами соседние столики.
«Выйдите к туалетам», — твердил взор Ланнека.
Он был в парадной капитанской форме, чисто выбрит.
В конце концов девушка поднялась, направилась к туалетам, и он нагнал ее.
«Нельзя ли увидеться с вами без посторонних?»
Она прыснула со смеху, хотя и не без нервозности, — так ее поразила подобная смелость.
«Почему вы не отвечаете?»
«Но я же вас не знаю».
«Зато я все про вас узнаю. Узнаю, где вы живете.
И буду ждать у подъезда».
Ланнек сам не верил тому, что мелет, и все же от нечего делать так увлекся игрой, что пошел вслед за ними до дома на улице Сен-Пьер, где они занимали квартиру над обувным магазином.
— Кампуа!
Феканец выскочил из коридора, в уголке которого прятался, как паук.
— Моя жена спит?
— Не знаю.
Ланнек отхлебнул кофе и раскурил свеженабитую трубку. Он разомлел от воспоминаний, хотя вспоминались ему разные глупости: как вечерами он подолгу ожидал на безлюдной улице, пока Матильда не выбегала из дому, чтобы сообщить, что ей сегодня не выбраться, или бросала записку из окна прямо в грязь, а он подбирал.
Ланнек допил кофе, со вздохом поднялся, снял с вешалки дождевик, обмотал шею синим шерстяным шарфом. В последний раз перед уходом взглянул на каюту жены, и тут дверь отворилась.
— Эмиль! — окликнула Матильда.
— Да?
— Хочу предупредить: если ты не устроишь так, чтобы мы с тобой ели вдвоем, ноги моей не будет в кают-компании.
— Но…
— Остальным придется обедать отдельно.
С этими словами она захлопнула дверь, а Ланнек медленно поднялся по трапу на палубу и нахмурился: волна становилась все выше. Мимо в темноте пробежали два человека; одного из них, боцмана, капитан успел перехватить.
— В чем дело?
— Привязываем коров. Одна чуть не сломала себе ногу.