Семьи.net (сборник)
Шрифт:
Жак стремительно ворвался в комнату, мгновенно заполнил собой все свободное пространство и, отчаянно жестикулируя и брызгая слюной, приступил к разглагольствованиям. В слушателе он не нуждался, и Антон, улегшись на кровать и положив руки под голову, принялся терпеть. Обычно Жака хватало минут на десять. Антон засек время и уставился в потолок.
— И тогда я отпасовал назад Барковскому, — азартно выплевывая слова, тараторил Жак, — а сам рванул по правому, так эта сволочь Барк вместо того, чтобы вернуть мяч мне, пнул его назад, этому идиоту, как его — Максу. Ну, такому длинному с двенадцатого «Ж», так тот, нескладеха, запутался в собственных ногах да как навернется, гы-гы-гы. Вот же урод, а! Это у него, считай,
— Слышишь, заткнешься ты наконец?! — Антон неожиданно для самого себя вскочил, метнулся к о-брату и схватил его за грудки. — Сам ты задрипанный. Достал уже своим футболом.
— Тоха, что с тобой? — оторопел Жак. — Нехорошо себя чувствуешь, что ли? Ты чего на брата-то бросаешься?
— Ладно, прости, — Антон сделал шаг назад и снова опустился на кровать. — Слушай, Жаконя, ты сны видишь?
— Просил же не называть меня так, — на мгновение обиделся Жак, но через секунду вновь обрел обычную жизнерадостность. — Вижу, — сообщил он. — Правда, редко.
— И что тебе снится?
— Да ерунда всякая, разве упомнишь. Недавно куча дерьма приснилась. Большая. Ты почему спрашиваешь?
— Да так. Ты, кстати, зачем ко мне ходишь-то?
— Как зачем?! — возмутился Жак. — К кому же мне приходить, как не к тебе и к Лори? Больше у меня нет никого, только вы двое. Вот я и к тебе… А ты не рад, что ли? Лори-то дрыхнет еще.
Лори — так звали сестру Жака по матери. Антон внезапно подумал, что завидует бесхитростному и искреннему в своих привязанностях о-брату. У того двое родных людей на земле, вот он и любит обоих. Так, как всякому человеку положено — любить обоих живых кровных родственников и почитать обоих мертвых. И вовсе Жак не виноват, что его о-брат Антон такая сволочь.
«Зато м-сестра у Жака приличная девчонка, — подумал Антон о полной, добродушной и улыбчивой Лори. — Возможно, будь у меня сестра вместо одного из братьев, и я был бы другим».
— Ладно, Жак, — Антон вымученно улыбнулся брату. — Ты ступай пока, иди, разбуди Лори, в кафетерии встретимся.
Жак кивнул, потрепал Антона по плечу, гоготнул пару раз, отмочил на прощание несмешную шутку и, наконец, убрался. Выждав с минуту, Антон наскоро оделся и вышел из комнаты. Многокилометровый кольцевой коридор интернатского жилого корпуса был почти пуст. Завтрак еще не начался, и питомцы досыпали последние минуты. Быстрым шагом миновав полсотни стандартных нумерованных дверей, Антон добрался до лестничной развязки. Десятки эскалаторов, причудливо и хищно скалясь зубьями ступеней, разбегались отсюда по верхним и нижним этажам. Антон ловко вскочил на скоростной и тремя уровнями выше с не меньшей сноровкой спрыгнул. Через минуту он уже стучался в комнату Рауля Коэна, своего брата по матери. В отличие от здоровенного, бесцеремонного и болтливого Жака, Рауль был субтилен, сдержан и немногословен. Антон не любил м-брата, но и не презирал, как навязчивого недалекого Жаконю. В любом случае, Рауль был единственным человеком, который мог выслушать и, возможно, дать добрый совет.
— Слушай, Ра, — взял быка за рога Антон, едва обменявшись с братом приветствиями, — тут такое дело, ты сны видишь?
— Хороший вопрос, — Рауль задумчиво посмотрел на брата и сразу отвел глаза. — Особенно с утра. Ну, допустим, вижу. И что? Ты для этого пришел? Пошли-ка лучше завтракать.
— А что именно ты видишь? — не отставал Антон. — Или, точнее, кого? В общем, так: тебе когда-нибудь снились женщины?
— Вот что, — присвистнул Рауль. — Тебе снилась наша мама? Наконец-то.
— Ра, мама здесь ни при чем. Понимаешь, я вижу один и тот же сон. Вот уже третий раз подряд. Только сегодня он был, как бы тебе сказать… В общем, Ра,
— Ну, говори, — подбодрил Рауль. — Продолжай уже, раз начал. И, пожалуйста, всю правду.
— Я всегда говорю правду.
Рауль кивнул. Врать Антон не умел. С детства. И неспособность к вранью не раз выходила ему боком.
— В общем, я пришел в ужас, — быстро проговорил Антон. — Я видел во сне девушку. Не просто девушку, а вполне конкретную. И я… Я занимался с ней этим самым. Сексом. Это было отвратительно, Ра. Как животные, словно какие-нибудь собаки, помнишь учебный фильм? Не знаю, что теперь делать. И я подумал…
— Ты подумал, что я тоже вижу подобные сны, — догадался Рауль, — только не признаюсь, так?
— Да, что-то в этом роде.
— А с Жаком ты разговаривал?
— Вкратце. Но Жак — особый случай.
— Понятно. Ты обязан доложить наставнику, Антон. Это действительно опасно. Для тебя опасно. Я не видел таких снов, но, случись мне, я немедленно поставил бы в известность наставника. И ты должен это сделать. Хочешь, пойдем к старому Отто вместе?
— Угу, — саркастически буркнул Антон. — И он решит, что я ненормальный. В лучшем случае — отправит в стационар лечиться. В худшем… Нет, Ра, к наставнику я не пойду. Подожду пару дней, надеюсь, само собой прекратится.
— А если не прекратится? Учителя говорили на этот счет вполне определенно. Если тебя начинают преследовать видения, связанные с… — Рауль запнулся, — с сексом, неважно, во сне или наяву — это явная патология. Угроза для психики, самая серьезная из возможных.
— Да знаю, — потупился Антон. — Ладно, я подумаю. Пара дней ничего не изменит.
— Ну, смотри сам, — Рауль поднялся. — Пара дней — действительно не изменит. Но спасибо, что ты доверился мне, Тош. Вместе мы как-нибудь сладим с твоей бедой. А сейчас погнали завтракать. Ты как, сочинение уже отослал?
— Черт! — хлопнул себя по лбу Антон. — Хорошо, что ты напомнил. Я за него даже не садился. Вот же дубина, ведь сегодня последний срок.
Отто Фролов намеренно оставил сочинение этого парня напоследок. За многие годы практики в качестве наставника выпускных классов Отто случалось повидать всяких учеников. Были среди них и такие, на которых Фролов, исчерпав все меры и скрепя сердце, писал докладную в директорат. До сих пор он ни разу не ошибся — фигуранты докладных все как один были признаны особыми комиссиями «вне социума» и из цивилизованных мест выдворены. Кто в Гренландию, кто на Таймыр, кто в Антарктиду. Такое случалось нечасто, но все же случалось, и всякий раз Фролов потом мучился угрызениями совести. Немало времени проходило, прежде чем ему удавалось вновь обрести душевное равновесие и убедить себя, что он не имел права выпустить в демократическое общество потенциального анархиста, убежденного бунтаря и ниспровергателя основ.
Фролов одно за другим бегло считывал с экрана сочинения выпускного двенадцатого «Ъ» класса и привычно выставлял оценки. Недюжинный опыт позволял автоматически регистрировать уровень владения речью, умение выражать свои мысли и, самое важное, отношение автора к изложенному. Отклонения от среднего уровня, как обычно, оказались не слишком значительными. За неполных полтора часа Отто справился с работой и позволил себе на минутку расслабиться. Оставалось последнее сочинение, и, прежде чем взяться за него, наставник хотел настроиться на максимальную объективность. Забыть о том, что ему крайне симпатичен этот парень, Антон Валишевски. Забыть, что наивысший на потоке уровень интеллекта и полная неспособность лгать сочетаются у Антона с доходящими до абсурда и фанатизма упрямством, своеволием и необъяснимым неприятием правил и прописных истин.