Семьи.net (сборник)
Шрифт:
«Насколько же похожи братья», — подумал Отто Фролов, глядя на вошедшего в классную комнату Рауля. Их даже можно спутать, если не приглядываться внимательно. Оба худощавые, даже поджарые, тот же разрез глаз и одинаковый цвет волос — иссиня-черный. Оба высоколобые, скуластые, смуглые. И все же Рауль Коэн чем-то разительно отличался от брата, только чем именно, наставник понять не мог.
— Садись, — сделал он приглашающий жест. — Ты знаешь, зачем я позвал тебя?
— Откуда мне знать, наставник? — улыбнулся Рауль, — но я думаю, что догадываюсь. Видимо, речь пойдет о моем м-брате.
— Да, о нем. Скажи мне, какие у вас отношения?
— Ну, мы же братья, наставник, — ответил
— Да, конечно, Значит, ты относишься к Антону так, как и положено брату. Расскажи мне о нем. Все, что считаешь нужным. Не торопись, подумай, возможно, от того, что ты скажешь, для него будет зависеть многое.
— Хорошо, — Рауль поудобнее устроился в кресле. — Антон — звезда, об этом все знают, наставник. Исключительные способности к техническим предметам. Математика многомерных пространств, самообучающиеся системы, физика высоких энергий, квантовая астрономия… Победитель и призер евразийских олимпиад по всем этим дисциплинам. Уровень интеллекта…
— А своими словами? — прервал Фролов. — Все, что ты сказал, можно прочитать в личном деле Антона. Меня интересует то, что туда не вошло.
— Своими? Что ж, можно и своими. В Сети шарит как никто. Да и в компах вообще проблемы решает на раз. Поисковиками крутит — заглядишься.
— Понятно. Ну, а если отвлечься от технических деталей? Вот основной вопрос — как ты полагаешь, достойный ли член общества выйдет из твоего брата?
— Вы хотите правду, наставник?
— Да, разумеется. И чувствуй себя спокойно — твои слова останутся между нами, я не собираюсь ссылаться на них, что бы ты ни сказал.
— Ладно. Я думаю, что таким, как Антон, не место среди нас, наставник. Мне кажется, он ненавидит социум. Он и родителей своих ненавидит, на могилу мамы со мной не ходил ни разу. Говорит, что плевать хотел. Что мама ничего не сделала для него, и он ей ничем не обязан. То же насчет отца. И потом — занятия. Социологию, психологию, этику за науки не считает. Говорит, что не верит, называет болтологией, демагогией и мракобесием. Однажды сказал — вандализм. Это когда разбирали соглашение между мужчиной и женщиной о рождении совместного ребенка.
Отто Фролов, скрестив на груди руки, молчал. Ему случалось видеть, как братья и сестры изо всех сил выгораживали своих. Единственных близких им на свете людей, тех, которых любят несмотря ни на что. Этот же парень, Рауль Коэн… Он завидует, понял Фролов, вот в чем причина. Завидует брату, оказавшемуся способнее и умнее. Надо же, какая дрянь.
— Еще что-нибудь хочешь сказать? — Отто встал с кресла, стараясь не смотреть на воспитанника. Фролову казалось, что его изрядно вымазали в грязи.
— Да, наставник. Хочу. Антон видит сны. Часто. Во сне он, мне стыдно об этом говорить… В общем, во сне… Во сне он занимается сексом.
Фролов подался вперед. «Этого только не хватало», — с горечью подумал он. На остальное можно было бы закрыть глаза, но это… Первый, он же основной признак неисправимого социопата — повышенное либидо. Пробившееся через подавляющее воздействие ингибиторов, обильно поглощаемых вместе с пищей подростками, которые еще не прошли стерилизацию.
— Как давно? — хрипло спросил Фролов.
— Что как давно, наставник?
— Как давно он видит такие сны? Почему не пришел с этим ко мне или к кому-нибудь из учителей?
— Давно, наставник. Я уговаривал его сообщить вам, но Антон отказался.
— С кем он занимается во сне сексом? Имя девушки?!
— Этого я не знаю, наставник. Но могу узнать. Антон совершенно не гибкий, он не умеет изворачиваться. И лгать не умеет.
— Хорошо. Спасибо, ты помог мне. Можешь идти.
Пару минут спустя после ухода Рауля Фролов понял, чем именно отличаются братья. Рауль Коэн попросту походил на копию, слепленную с Антона Валишевски. Но копию небрежную,
— Рома был совершенно неординарным парнем. Он на многое смотрел не так, как все, по-другому.
Антон не прерывал девушку. Они сидели на парковой скамейке. Вечерние сумерки затянули мир вокруг них серо-коричневым мрачноватым покрывалом. Громоздкий, уродливый, слившийся до неба с горизонтом жилой комплекс интерната зловеще мигал пятнами света из врезанных в стены глазниц-окон. Фонари еще не включили, и парк, ощетинившись кронами лиственниц, настороженно замер.
— Рома считал, что нам постоянно врут, — тихо рассказывала Нелли. — Иногда он говорил совершенно ужасные вещи. Однажды сказал мне, что стерилизация, через которую проходит каждый цивилизованный человек, едва ему сравняется шестнадцать — не только, и даже не столько комплекс процедур, обеспечивающий иммунитет и долголетие. И, якобы, в основном стерилизация — это хирургическое вмешательство. Оно лишает человека способности к репродукции и отнимает у него заложенное природой желание воспроизвести себя. И, тем самым, лишает основного драйва, ради которого люди жили раньше. Подменяя этот драйв другими ценностями — долголетием, праздностью, самодостаточностью. Я запомнила Ромины слова, но какой драйв он имел в виду — не знаю.
— Подожди, — попросил Антон. — Дай мне пару минут, у меня застряла в голове какая-то мысль. Я чувствую, что она важная, но никак не могу сообразить.
Нелли замолчала, и Антон, откинувшись на скамейке, закрыл глаза.
Только не торопись, сказал он себе. Не дай тому, что промелькнуло пару мгновений назад, ускользнуть. Надо сосредоточиться, проанализировать известные вещи и понять, как они сочетаются с тем, что он только что услышал.
Итак, каждый человек на Земле проходит стерилизацию. До этого, начиная с четырех лет, его готовят к тому, как он будет жить после нее. И утверждают, что жить он будет прекрасно. Непосредственно перед стерилизацией детородные клетки человека извлекают и замораживают. Их инициируют сразу после его смерти. Которая наступает в возрасте ста восьмидесяти лет путем искусственного и безболезненного прерывания жизни. К ста восьмидесяти годам организм исчерпывает себя, и жить дальше становится нецелесообразным. За время жизни каждый мужчина заключает с двумя женщинами одного с ним возраста соглашение о рождении совместного ребенка. И, соответственно, каждая женщина — с двумя мужчинами.
Таким образом, население Земли остается неизменным — каждая пара единственный раз воспроизводит себя. Посмертно.
Считается, что принятие закона о всеобщей стерилизации — главное достижение цивилизации планеты за всю ее историю. Закон разом решил основные проблемы человечества, причем во всех областях. Прежде всего, демографические — численность населения начала медленно, но неуклонно сокращаться. Сокращаться за счет выдворенных в малопригодные для проживания области социопатов и небольшого количество умерших преждевременно. Довольно быстро обесценились деньги: люди прекратили стремиться к обогащению — их социальный статус перестал зависеть от материального положения, а стимул к накоплению капитала ради передачи его потомству исчез. Не стало необходимости во всеобщей занятности: желающие трудиться получали работу, желающие жить в свое удовольствие могли беззаботно вести праздное существование. Автоматика успешно взяла на себя приличную часть неквалифицированных работ. Упала преступность, одну за другой искоренили болезни. А самое главное — справились с отвратительным вывертом природы. С тем самым, от которого человечество страдало с тех пор, как на Земле появились первые люди. С необходимостью спариваться — творить кошмарный, противоестественный акт. Доставлять детородные клетки друг к другу, совершая физическое проникновение в тело человека противоположного пола.