Семидесятый меридиан
Шрифт:
Огромный интерес представляют и памятники времен персидской династии Сасанидов. В V в. персидские суда свободно плавали от Рима до Цейлона и держали под контролем все побережье. На месте нынешних раскопок гремели барабаны персидских завоевателей, увозивших из покоренных городов богатую добычу.
Как только персидская империя ослабла, ее сменили на берегах Аравийского моря индийские династии. В Бамбхоре остался от этого времени храм Шивы с обилием архитектурных украшений, стоящий в центре площади, вымощенной морскими раковинами.
…Шел 708 год. По календарю хиджры, ведущему счет времени с момента переселения пророка Мухаммада из Мекки в Медину, минуло 89 лет. По пустыням
Крепость-порт Бамбхор, возведенный у самого устья Инда, стал первым центром ислама и, как полагают, дал жизнь многим мусульманским городам, поднявшимся на пустынном побережье. Вокруг крепостных стен Бамбхора возник многоликий восточный город. На большой площади раскинулись кварталы ремесленников, шумели базары, грузились суда. Расцвет города продолжался до тех пор, пока Инд в XIII в. не ушел от стен города, неожиданно изменив русло. Жизнь порта была всецело связана с рекой. Лишившись главной артерии, Бамбхор оказался обреченным. Вновь, как это произошло когда-то в Мохенджо-Даро, последовало жестокое разорение города неизвестными племенами кочевников. При раскопках обнаружено множество скелетов, оставшихся непогребенными на улицах. Вместе с ними неизменно находили железные наконечники стрел.
Современность вторгается в этот древний город вереницами автомобилей. Всеми цветами радуги вспыхивают среди руин яркие сари. Сюда приезжают экскурсии и небольшие компании. В двух ажурных гостевых павильонах они оставляют термосы и коробки с едой, а затем спешат к историческим памятникам.
Обычно отсюда путь лежит в расположенную неподалеку Татту — средневековую столицу Синда. Оба города представляют разные эпохи. Татта как бы приняла в свое время эстафету Бамбхора, напоминая потомкам еще об одном периоде истории древней синдской земли.
Всего три столетия назад в этом городе насчитывалось 200 тыс. жителей, он с полным правом гордился своими дворцами, мечетями, многоэтажными жилыми домами, пышными фруктовыми садами.
Единственным молчаливым свидетелем былого величия, сохранившимся до наших дней, остается гигантский некрополь, занимающий площадь в 15 кв. км, на которой разбросаны мавзолеи, памятники, арки мечетей, орнаментированных мозаикой.
Свой «золотой век» город пережил в конце XV в., в годы правления султана Низамуддина. Быть может, от тех времен унаследованы только оригинальные сооружения — «уловители бриза», далекие предки современных воздушных кондиционеров: над крышами домов выступают трубы квадратного сечения. Они строятся над каждым из четырех углов здания и повернуты широкими раструбами строго на юго-восток, словно застывшие локаторы. Трубы «ловят» свежий морской ветер, который охлаждает помещения. Любопытно, что этим способом и сегодня избавляются от жары почти все жители Хайдарабада — наследника Татты.
Известно несколько достоверных фактов из истории города. В 1555 г. 28 португальских кораблей под командованием Педро Баретта Ролима высадили близ Татты пиратский десант. Пираты захватили и разграбили город. Они покинули Татту с огромной добычей и ушли, освещенные заревом пожара.
В 1542 г. в Синде родился сын и наследник императора Хумаюна — Акбар. Ровно через полвека он присоединил Татту к могольской империи.
Город к тому времени отстроился вновь после пиратского набега,
Затем наступают сумерки. Множество легенд повествует о том, почему жители вдруг покинули Татту. В них говорится о страшных эпидемиях, нашествиях, междоусобицах, но все это — версии. Наиболее вероятное объяснение запустения Татты — разрушение экономики края в период общего упадка, наступившего при поздних Моголах, и изменение традиционных торговых путей.
В 1768 г. правитель Синда Гулам-шах из династии Кальхоров построил на левом берегу главного русла Инда крепость Хайдарабад и перенес туда столицу. В 1809 г. английский офицер Поттингер писал о Татте как о «большом разрушающемся городе, в котором осталось не более 20 тыс. жителей».
…В огромном некрополе почти всегда пустынно. Часть города, где теплится жизнь, находится по другую сторону шоссе. Гробницы расположены в беспорядке. Издалека видны одинокие фигуры, бродящие между памятниками. Остатки удивительной мозаики на сводах и колоннах кажутся никчемной роскошью.
Только однажды мы с приятелем вышли случайно к действующей мечети, заполненной народом. Под низкими сводами билась о пол каящаяся молодая женщина. Несколько фанатиков внимательно следили за каждым ее движением. Маленькая жалкая фигурка распласталась на каменных плитах и напоминала полураздавленное насекомое. Мы покинули храм с таким чувством, словно побывали в средневековье…
Из всех пакистанских городов, в которых мне довелось побывать, Хайдарабад производит впечатление наибольшей скученности: беспорядочность застройки, лабиринты узких улочек, отсутствие простора. Старый глинобитный форт в центре города выглядит, как слепленный из песка ребятишками.
Если пересечь Инд по гребню плотины Гулам Мухаммада, наблюдая, как волны цвета кофе с молоком стремятся к океану, вы попадете в Джомшоро — вполне современный пригород, где расположены Синдский университет и один из крупнейших в стране медицинских центров. (В Пакистане всего 8500 врачей, один врач приходится на 6500 жителей.) Госпиталь в Джомшоро — база медицинского колледжа, который ежегодно выпускает более 100 квалифицированных врачей.
Над одним из зданий госпитального городка в 1968 г. появилась вывеска «Атомный медицинский центр». В нем я побывал во время одной из первых поездок по Синду. Все оборудование центра для диагностики и лечения тяжелых заболеваний прислано из Советского Союза, а его руководитель доктор Н. Кизилбаш проходил практику в Москве.
Слава о целительном атоме Джомшоро мгновенно распространилась по всему Пакистану. И если к сентябрю 1968 г. центр медицинской радиологии успел оказать помощь всего 65 пациентам, то через три года их было несколько тысяч.
Мне было особенно приятно услышать слова благодарности в адрес нашей страны не только от доктора Кизилбаша и генерала Гардези, который в ту пору был начальником госпиталя, но и от рабочего-текстильщика Калай-хана, вылечившегося от саркомы.
В университете в то время не было занятий. Поэт Муслим Шамим рассказал мне, какие самоотверженные усилия приложила интеллигенция Синда, чтобы сохранить древний язык синдхов, собрать поэтические и литературные произведения, навеянные песнями и легендами пустыни. Литературный факультет университета поэт назвал «цитаделью синдхи», хранителем традиций замечательного певца Синда — Абдул Латифа, творившего в XVIII столетии. Одновременно поэт с глубоким сожалением говорил о том, что только 40 процентов студентов университета — синдхи, а большинство лекций читается на урду или по-английски.