Семилетка поиска
Шрифт:
Но зачем меняться ради человека, когда не хочется?
Ведь если б влюбилась, она бы и не заметила, как начала меняться…
Из мобильного раздалась «тема судьбы». Звонил отец.
– Как ты там поживаешь? – робко спросил он, видимо, тоже считал, что мать перегибает палку с Елениным разводом.
– Ничего, нормально. А вы там как?
– Тоже нормально. Мать пирог испекла с грибами. Пусть Лидка заедет, заберет.
– Хорошо, передам…
– Ты на работе?
– На ней.
– Тогда не буду мешать…
– Ей тоже.
Снова попыталась заставить себя работать. Снова не работалось.
– Ну что ты маешься? Позвони Патронову или костоправу, – шепнула Катя.
– Нет, мне сегодня придется добивать режиссера. Да и книжка записная у него, – напомнила Елена.
– Ты прям кошерная женщина.
– В каком смысле?
– Анекдот такой: если сегодня дала мяснику, то уже ни за что не даст молочнику.
– Это про меня… – засмеялась Елена.
Чтобы прийти в себя, стала искать в Интернете статьи по психологии молодых людей. Нашла кое-что: «Кризис идентичности от 17 до 23 лет. 1-й уровень – путь не выбирается; 2-й уровень – есть сценарий или антисценарий; 3-й – родители решают, но сам не удовлетворен – конфликт; 4-й – осознанно выбрал свой путь…» Лиде было 23, но при ее инфантильности можно было считать, что 20. Ближе всего подходил уровень второй. Девочке активно не нравился мамин сценарий, и она демонстративно шла по ступенькам антисценария. За нее уже нельзя было решить ничего, но она еще не могла осознанно выбрать свой путь.
И для этого самого четвертого Елена должна была умолкнуть, оглохнуть, ослепнуть и окаменеть на долгие годы. Но каким испытанием это было при ее активной директивной модели жизни и отношений с дочерью, знала только она… Собственно, и с Каравановым было нужно то же самое. И оно оказалось ей не по плечу.
– Кать, – сказала Елена, – я вот тут сижу, переживаю про Лиду. А ей по фигу… Разве это нормально?
– Нормально. Это микробы интересны микробиологам, а вот микробам микробиологи ни капельки. Они даже голову в сторону микроскопа не поворачивают. Я не в том смысле, что наши дети – микробы, а в том смысле, что они сами по себе живут и прячутся от нас, как от антибиотиков. Ты сегодня для работы не годишься. Пойди по магазинам пошатайся. Глядишь, и день пройдет…
Послушалась совета и долго сомнамбулически бродила по морозной Москве. Такое чувство одиночества было у нее только за границей. Когда вроде просыпаешься, умываешься, красишь глаза, куда-то спешишь, но не понятно, зачем все это. Нет ни смысла, ни праздника. Все эти годы она жила для Лиды, дожидаясь Лидиных восхищенных глаз и Лидиного «спасибо». И вот, увы… Перед ней стояла проблема перемещения любви к себе внутрь самой себя, а там уже все было занято родительскими: «Ты не так живешь, у тебя не получится…»
Зябликов позвонил совсем поздно и голосом, каким забивают гвозди,
– Ну? Почему ты еще не здесь?
– Книжка на ресепшене? – поинтересовалась она.
– Нет, пока в номере. А ты где? Там у тебя какая-то музыка? Мужские голоса?
И то, и другое принадлежало киоску, продающему диски и видеокассеты, и Елена в воспитательных целях наврала:
– Да, я тут в кабаке, у меня встреча.
– С кем?
– Мне неудобно говорить сейчас, сбрось книжку вниз, за ней заедут.
– Волшебно! Я вчера на этой бабе стер локти и колени, а она мне хамит и изменяет, – как бы сам себе заявил Зябликов.
– Что еще стер?
– Все стер! Наши отношения для меня – сплошной наждак!
– Вот и побереги себя, отнеси книжку вниз. Завтра я пришлю за ней редакционного курьера. – Настроение сразу наладилось, и она поехала домой.
Лиды не было, но квартира была вылизана. Елена подумала, что первый раз в жизни довольна тем, что дочери нет дома. Потому что не хотелось ни мириться, ни ссориться. Ничего не хотелось – какой-то черный провал в хотелках…
Конечно, надо было позвонить Патронову, но не было моральных сил. Лида и Зябликов выпили все до донышка. Завалилась на диван и в качестве восстанавливающего энергетику средства поставила кассету с любимым «Амаркордом» Феллини.
…Проснулась в отличном настроении, набрала Лидин мобильный.
– Тут тебе Катя предлагает три места работы. Распечатаю телефоны и положу на стол, – сказала Елена деловым голосом.
– Спасибо! – не менее деловым голосом отозвалась Лида.
– Бабушка испекла пирог, просит, чтоб ты забрала.
– А, ты им уже настучала, что я шатаюсь от дистрофии?
– Нет, конечно. Пожалела себя. Развод и отказ от кормления дочери в их комментариях мне одновременно не выдержать. Бабушка сама почуяла, у нее, как ты помнишь, третий глаз…
– Ладно.
Елена положила трубку. Подумала, какой это бред – делать дистанцию с самым близким и любимым существом, даже ради спасения его будущего. Попыталась понять, что с ней происходит после разговора с дочерью. Не поняла ничего, кроме ощущения полной внутренней отмороженности.
Подумала: «Интересно, как этот разрыв бескровно происходит у других?»
Вспомнила, что собиралась купить Лиде новые теплые сапоги. Теперь придется делать это через подставное лицо. Через Толика? Да девочка в жизни не поверит, что папаша так расщедрился. Дедушка с бабушкой? Душу вынут, чтоб понять, что это за трюк. Караванов? Вот это органично.
На улице было жутко холодно. Елена завернулась в шарф и, пока шла до метро, он заиндевел около подбородка.
Катя пришла вслед за ней, розовая и сияющая. Кинулась к компьютеру, как к давно не кормленному любимому домашнему животному.