Семилетняя война
Шрифт:
— Скажи уж лучше политическое.
— Истинно так, матушка-императрица.
— Ну а нам-то с этого какой резон? Я уж изрядно запуталась во всех этих договорах и конвенциях. Как бы нам опять не попасть впросак как в последней войне со шведом.
— Не попадём, Ваше Величество. Позвольте продолжить?
— Ну, давай, продолжай...
— Итак, извольте обратить ваше просвещённое внимание на то, что Франция — в противовес Англии — начала оказывать помощь Габсбургам, желая тем самым заручиться союзником против Фридриха, который рассчитывает
— Пока, канцлер, я так и не поняла почему.
— Его планы о полном подчинении Польши Пруссии и стремление посадить на Курляндский престол брата своего Генриха Гогенцоллерна тому причиной.
— Откуда же? И правда ли?
— Наши агенты европейские передают. Да и посланник французский о том же говорит. Есть и сведения из самой Курляндии...
— Посланник чужеземный нам не указ...
— Всё подтверждается, Ваше Императорское Величество.
— Ну, что ж, значит, пора унять сего предприимчивого государя. Действуйте, Алексей Петрович!
Разговоры на подобные темы велись в кругу, естественно, весьма ограниченном, так что мало кто и думал о возможности войны для России.
Мало думал об этом и Пётр Румянцев. За несколько дней до наступления нового, 1756 года, а именно 25 декабря, ему был пожалован чин генерал-майора. Он получил его через двенадцать лет после предыдущего полковничьего, и теперь мог смело всем смотреть в глаза, не боясь ни усмешки, ни завистливого укора.
— Я, Катя, — говорил он жене, — отныне могу всем сказать: чин свой выслужил, не милостью лиц вышестоящих, не исканиями родных и друзей, а токмо делами своими.
— Да уж. Сколько продвинулось за эти годы, а ты всё в полковниках!
— Ничего, жена. И в тридцать один не страшно ещё в генерал-майорах быть — времени впереди достаточно. Мы ещё своё возьмём. Главный порог пройден: генералы — все на виду, так что зависит токмо от нас. Что заслужим — то и получим.
— Дай-то бог.
— Хотя, конечно, да ведь недаром говорят: бог-то бог, да сам не будь плох!
— Вот и не будь!
— Да уж постараюсь!
— И знаешь, Петя, что. Вот ты сейчас сказал: всё, мол, зависит от меня — что, мол, заслужу, то и получу. Но ведь заслуживать будешь — стало быть, кто-то оценивать будет, а ты ведь бываешь иногда весьма и весьма несдержан, и...
— Не искательствовал, не льстил и впредь не намерен! И это говоришь мне ты, Голицына! Разве ты забыла нашу первую встречу? У кого мы тогда свиделись? Не у твоего ли дяди Дмитрия? Ты и ему бы сказала то, что сказала сейчас мне? Или мне — и только мне — сие можно говорить?
— Прости, я не хотела тебя обидеть. Я хотела как лучше.
— Мы все хотим как лучше. Но не всегда это получается. Все дороги в преисподнюю начинались
— И твоего назначения, дорогой.
— Да уж, праздник к празднику!
Через десять дней был и третий праздник — день рождения, спустя месяц после которого он получил новое назначение — в Ревель, в стоящую там Лифляндскую дивизию. Отбывая по месту службы, Румянцев доносил об оном главнокомандующему генерал-фельцейхместеру Петру Ивановичу Шувалову лаконичным рапортом: «Во исполнение вашего высокографского сиятельства ордера я сего числа к команде в Ревель выступил, о чём вашему высокографскому сиятельству покорнейше доношу». Искательствовать он намерен не был.
Однако на новом месте он пробыл не долго — в воздухе всё отчётливее пахло войной, и Румянцева отозвали назад, в Петербург, откуда он скоро — по получению секретного задания — спешно выехал в Ригу. Ему, наряду с ещё двумя молодыми и перспективными генералами — Василием Долгоруковым и Захаром Чернышёвым, поручалось приступить к созданию отборных боевых частей, традиционно отличавшихся в бою специальной подготовкой и мужеством, — гренадерских полков, набираемых из гренадерских рот пехотных полков.
Это распоряжение было отдано уже новым высшим военным органом — «Конференцией при высочайшем дворе». «Конференция» взяла на себя не только обязанности Высшего военного совета, но и всё руководство внутренней и внешней политикой России. Она занималась разработкой стратегии будущей войны — предполагалось, что непосредственное командование армии в войне с Пруссией будет лишь покорным исполнителем решений «Конференции», — занималась и вопросами комплектования войска, чему и стало следствием новое назначение Петра Румянцева.
Конференция приняла план подготовки к войне армии и флота; Румянцев сформировал Первый Гренадерский полк.
31 июня 1756 года Пётр Шувалов — один из членов «Конференции» — доложил Военной коллегии о маршруте русских войск в Восточную Пруссию. Менее чем через два месяца после этого, видя, что коалиция против него обретает весьма зримые и весьма опасные черты — к союзу России и Австрии примкнули Франция, Саксония и Швеция — Фридрих решил показать всем, что отнюдь не безопасно иметь его своим врагом: он вторгся в Силезию.
Российская армия, растянувшись по западной границе, к непосредственным боевым действиям готова не была. Румянцев возмущался:
— Что за страна такая! Ведь всегда так: уже ведь и пора, и знают все об этом, а пока по башке нам не дадут — ведь и не почешемся!
Его утешали:
— И что вы возмущаетесь, генерал! Сами же сказали: всегда так. Стало быть, не нами заведено, не нам и ломать! А в утешение вам — не одни мы не готовы, союзники наши тоже не больно-то...
— А мне на них плевать! И накладки европейские за образец держать не намерен! Впрочем, как и достижения, — добавлял он, остывая. — Своей головой жить пора! — вновь горячился.