Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи
Шрифт:
– Саша, посмотри на себя со стороны, – Матвей показал рукой на его лоб. – Ты выставил мать и брата из квартиры. Ради людей, которых знаешь всего год. Что они тебе дали? Покажи мне здесь хоть одну вещь, которая принадлежала бы им. Так за что ты так стараешься их оправдать? Почему плюешь на людей, которые тебя любят?
– Дом, – произнес Александр автоматически, наморщив лоб.
– Дом куплен, причем за большие деньги! – констатировал Матвей Васильевич. – В сорок два миллиона он вам обошелся. Он таких денег не стоит. Ты хоть какие-то чувства брата и матери чувствуешь? – с жалостью спросил он. – Нет? А почему? Это внушение, гипноз, приказ. Саша, ты у нас уже третий такой в деревне. Мы ведь и бабушку их, Авдотью,
Александр долго смотрел на него и, наконец, признал, сумрачно изменившись в лице:
– Мать, я не помню… Вернее помню, но… – он нахмурился. – Как будто не со мной это было. Не понял… – внезапно испугался он еще больше.
Кирилл и мать переглянулись. Лица их напряженно и выжидательно вытянулись, взгляды устремились на Александра.
– Что? Я сказал что-то не так? – он смотрел то на мать, то на Матвея Васильевича.
– Саш, как ты можешь не знать, если для папы ты делал такие расчеты? – взгляд матери уставился на Александра с тревогой.
– Да, Сашка, много раз, – подтвердил Кирилл. Он вдруг снова вспомнил свой сон, почувствовав пронизывающий холод. И брат, и Славик – оба могут умереть, если прикажут, как библейские Сапфира и Ананий. Люди все отдавали – все, что было! Сон был вещим, и он учил его.
– Да? – взгляд Александра рассеяно скользил по бумаге.
– Саш, длина фасада по периметру здания увеличивается при расчетах на… Ну!… Ну!… – мать пыталась подсказать ему, но Александр лишь пожал плечами.
– Мам, я не помню, – повторил Александр. – Голова что-то заболела, – он, вернулся на диван. – Я прилягу, – попросил он. – В последнее время голова болит часто. Я старюсь об Ирине не думать, но при ней такого не бывает. Вы хоть и не принимаете ее, пусть она обманщица, стерва, но мне с ней хорошо было. И сейчас хорошо, когда думаю о ней. Когда уж вы это поймете? Неужели же при плохом человеке можно выздоравливать?
– Теперь я понимаю, почему его выставили из института, – опешила мать.
– Можно, Александр, можно! Так оно и бывает, – вздохнул Матвей. – С чего ты заболел-то? И с чего вдруг твоя болезнь стала настраиваться на определенного человека? Болезнь она или есть, или ее нет. Саша, речь не о твоей бывшей невесте, о тебе! Бывшая, потому что ты им больше не нужен. С нами они тут ни с кем не поделились, ни со Славиком, ни с его сестрой, ни с тем парнем, который прожил здесь полгода и уехал. Мы даже не знаем, где он и что с ним. И тоже грезил. Авдотья сама его поднимала, он первый был. Она тогда еще живая была, так что повезло ему. Он ведь чуть ума второй раз не лишился, когда она его в чувство привела, да и увидел, что в землянке живет, – Матвей говорил уже спокойно, без иронии. – Пойдем Славик, я работу тебе дам, будешь мусор в машину носить.
Матвей Васильевич и Слава ушли. Мать нервно мерила шагами комнату, заложив руки за спину.
– Мы лишь попросили тебя посчитать! Твои навыки нам бы очень пригодились. Если хочешь жить там – живи! Но помоги хотя бы обустроиться, – попросила она. – Ведь люди работают! – мать немного успокоилась. – Шла вечером, со мной здороваются, узнают уже. Я не собираюсь никому портить жизнь и пить кровь. Ты взрослый человек, но есть еще Кирилл.
– Зачем? Не надо, пройдет.
– Раньше тебе это нравилось, помогало сосредоточиться, – не моргнув глазом, уверенно и твердо солгала мать, глядя Александру прямо в глаза.
Кирилл согласно кивнул, поддерживая мать.
– Мам, да нет у меня ничего! – отмахнулся Александр. – Мало ли кто ему голову пробил. Ну, хорошо, – согласился он, раздражаясь. – Помассируй, раз помогает!
Кирилл не стал смотреть, как мать устраивает брату осмотр. Он видел, как ее ловкие руки прощупывают каждый миллиметр его черепа. Он никогда не видел, что бы мать массировала голову Александра раньше, в крайнем случае, гладила – и то, что брат отодвинулся, говорило лишь о том, что он что-то да помнил – память его работала. Но предстояло выяснить, насколько серьезно он повредился в уме. Сам Александр оценить ущерб, похоже, был не в состоянии, его память перестала быть многофункциональной, а он этого даже не заметил: катился в яму, закрывая для себя все пути, чтобы снова подняться.
Когда Кирилл вернулся, осмотр уже закончился. Александр спал, подогнув под себя колени. Мать взяла сумку, бросив туда документы и ключи от машины, жестом позвала Кирилла на улицу.
Он взял портфель, вышел следом.
По дороге Кирилл заметил, что мать дрожит. Он шла быстрыми шагами, не оглядываясь и не дожидаясь его. Он не успевал за нею, ему то и дело приходилось бежать.
Наконец, он не выдержал:
– Мам, может, скажешь, что там у Саши?
– М-м-м… – она поджала губы. – В том, что у него есть последствия черепно-мозговой травмы, я уже не сомневаюсь. Так оно и бывает. Но не могу вспомнить, когда это могло случиться. Он не падал, не дрался, не приходил с синяками.
– Ты что-то нашла? – остановился Кирилл, схватив ее за рукав и развернув к себе.
– Нет, ничего подобного, как у Славы, у него нет, но я не уверена. Нужно делать обследование. Но есть нечто, похожее на укол, чуть выше переносицы, – она ткнула пальцем себе в лоб. – Осталось воспаление и припухлость, – мать пошла тише, задумавшись. – Видимо позавчера. Он, когда приехал, начал доказывать, что задержался всего на один день, а его не было… два дня и три ночи!
– А зачем? – Кирилл пытался сообразить, зачем это кому-то понадобилось.
– Понимаешь… – она остановилась, уставившись под ноги. – Для некоторого кодирования, чтобы его нельзя было снять, применяют сильную боль, которая к тому времени, когда он встанет, проходит. Они же знают, что я врач, и мне не трудно вернуть его в нормальное состояние. В смысле, объяснить, насколько он здоров или болен. В этой области я для него непререкаемый авторитет. И все же… Боже, зачем мы его оставили? – всплеснула она руками. – Как я могла этого не понять, не заметить, думать, будто все хорошо, и что мой сын просто влюбился не в того человека?
Затравленный взгляд матери смотрел в одну точку, не замечая, что происходит вокруг, Кирилл едва успел оттащить ее в сторону, когда по дороге к их дому проехал еще один груженый КАМАЗ с кирпичами и пиломатериалом.
– Мам, на нас люди смотрят. Давай отойдем, а то ты как маленькая топчешься. Ты ж не просто так, ты главный врач! – напомнил Кирилл. – Кстати, ты заметила, ты почти не кашляла утром.
– Я принимаю еще одно лекарство, – улыбнулась мать. – Артур Генрихович посоветовал. Ему из Германии прислали. А в больнице антибиотик импортный нашла, хороший очень. Я подумала, может, на бронхиальную астму какая-то инфекция наложилась. Есть много неоткрытой заразы. Честно говоря, удивлена. Хорошая больница. Кирюш, главврач тоже человек… Я спасаю людей, а сына спасти не могу.