Семисвечник царя Соломона
Шрифт:
Я успела разглядеть худое землистое лицо, запавшие щеки, редкие седые волосы… и тут же пламя охватило труп, озарило его безжалостными багровыми отсветами – и тело начало на глазах таять, распадаться, как снеговик под лучами весеннего солнца…
В какой-то момент мне показалось, что труп пошевелился, дернулся, попытался встать с поддона, вырваться из огня…
Я вспомнила, что слышала или читала, что сжигаемые в крематории трупы иногда шевелятся, потому что мышцы и сухожилия сокращаются под воздействием жара, но все равно это выглядело страшно, как будто труп
Шеф, который искоса наблюдал за мной, заметил мой страх и самодовольно улыбнулся:
– Страшно? Еще бы не страшно! Но этот человек уже мертв и ничего не чувствует. А представь, каково оказаться в этой печи живой! Нет ничего страшнее, чем быть заживо сожженным!
Он сделал выразительную паузу, чтобы я могла прочувствовать его слова, и продолжил, понизив голос:
– Если ты не ответишь на все мои вопросы, ты окажешься там, за этим стеклом! Мы отправим тебя в печь, а перед этим вколем тебе тот состав, который лишит тебя возможности пошевелиться, но при этом ты будешь все видеть и все… все чувствовать!
Последние слова он произнес с извращенным садистским удовольствием.
Я не ответила, глаза мои были прикованы к пламени.
Огонь, сильный огонь… Пожар в доме, когда окна лопаются от невыносимого жара, лесной пожар, когда выгорают целые склоны и сосны пылают, как свечи.
Свечи… Церковные свечи, свечи на новогодней елке, свечи в семисвечнике…
Вот именно, перед глазами встал семисвечник, который был у меня дома, я воочию увидела, что горят все семь свечей.
Оцепенение прошло, исчезла муть перед глазами и тупая боль в затылке, которая возникла после того, как меня приложила та краснорожая баба. Страх тоже исчез, вместо него накатила ярость. Вот что им всем от меня надо? Какого черта они ко мне прицепились?
Однако я ничем не показала своего состояния, вместо этого скукожилась и испуганно прикусила губу. Пускай они думают, что я умираю от страха.
Потом подумала и решила, что мне нужна ясная голова, а гнев этому не способствует, так что я не стану ругаться и проклинать своих мучителей. Потом им отомщу.
– Ну? – Леонид нажал вторую кнопку, и окно в ад закрылось. – Налюбовалась?
– Что вы от меня хотите? – проговорила я не своим, блеющим голосом, и губы даже дрожали.
– О! Вот и к делу подошли! – Он сделал вид, что обрадовался. – Молодец, понятливая девочка! Значит, теперь рассказывай, что ты узнала.
– Да ничего особенного… – я пожала плечами, – понятия не имею, чего вы боитесь!
– Я ничего не боюсь! – заявил он. – Это ты должна меня бояться! Помни об этом! – Он кивнул на окно.
«Чтобы тебе самому в той печи сгореть!» – пожелала я ему от всей души.
– Телефон, – подала голос краснорожая баба, – пусть скажет, куда она дела его телефон.
– Лучше надо было смотреть, – ехидно заметила я, – тщательнее квартиру обыскивать перед тем, как ножом в человека тыкать.
Ух как она на меня посмотрела! Если бы не Леонид, сама бы меня сейчас придушила. Голыми руками.
– Только не говори, что ты понятия не имеешь о телефоне, – сказал
А возможно, от нее вообще избавятся, поскольку она много знает. А что, тут с этим просто, запихнут в печку – и все.
– Где телефон? – рявкнул Леонид и больно дернул меня за руку. – Только из него ты могла узнать про склад! Куда ты его спрятала? Он у тебя в квартире?
Еще не хватало, чтобы они к бабе Шуре явились! Бабуля сейчас, конечно, в здравом уме, так что всякую шваль в квартиру не впустит, но если они вломятся силой?
И это еще хорошо, что они не знают, что мы с Василисой их выследили в туннеле. Думают, что я понятия не имею, что вообще происходит. Так что им только телефон изъять, а потом можно меня в печку…
В то, что они меня отпустят, я не верю.
– Нет его в квартире, вы меня за полную дуру держите, что ли?
Взгляд Леонида дал мне понять, что именно так он и думает. Что ж, так даже лучше.
– Я его спрятала, – сказала я, – сестра его может достать.
Было очень неприятно подставлять Ваську. Но похоже, что у меня не было выхода. И к тому же они все равно ее в покое не оставят. Мы с ней в этом деле повязаны.
– Говори где! – подступила ко мне краснорожая злодейка.
– Тебе вообще ничего не скажу! – ответила я. – Потому что с твоей рожей туда лучше не соваться, тебя охрана сразу в наручники и в полицию сдаст. Сестру можете не допрашивать, она ничего не знает. Я ей позвоню и скажу, где взять.
– Только не смей говорить, где ты находишься! – предупредил Леонид. – И имей в виду, если что пойдет не так, сестрицу твою подведем под убийство, ее в ресторане с тем мужиком видели, и потом она в его машину села.
Я посмотрела на него волком, хотя на самом деле не слишком взволновалась. Ну что они могут Василисе сделать? Тела-то нет… а как говорится, нет тела – нет дела!
Мне дали телефон, и я нажала контакт сестры. Расчет мой был на то, что Василиса, проведя накануне полдня с бабой Шурой, видела семисвечник. А он оказывает на людей специфическое действие. И если уж баба Шура вышла из деменции, то сестрица моя должна была хоть немного поумнеть! Вот мы сейчас и проверим.
– Вася, ты? – заговорила я, услышав ее характерное «алло». – Тут, понимаешь, какое дело… мне нужен его телефон.
– Какой телефон? – удивилась она, и я на миг пала духом. Стало быть, на Ваську заветный семисвечник не подействовал, ума у нее не прибавилось.
– Его телефон! Ты думала, что мы его выбросили, а я его спрятала, – втолковывала я. – И ты должна его найти и передать… – Тут краснорожая ведьма ткнула меня кулаком в бок.
– Федя, с тобой все хорошо?
Вот не спрашивайте меня, каким образом я догадалась, что до сестрицы кое-что дошло. Все-таки мы родные сестры.
– Да, все в порядке, просто достань тот телефон! Очень нужно! Значит, запоминай: я спрятала его в том месте, где твой муж купил тебе часы… ну те, золотые, швейцарские, с бриллиантиками вокруг. Маленькие такие бриллиантики, зато их много…