Семитысячелетняя молитва
Шрифт:
Черноснежка широко улыбнулась и провела рукой по виртуальному интерфейсу.
Вдруг рядом с ними из деревянного пола с отчётливым звуком что-то поднялось. Это был цилиндр примерно пятнадцатисантиметрового диаметра и полуметровой высоты — скорее всего, терминал её домашнего сервера. По задумке такие терминалы обеспечивали возможность управления домом даже в отсутствие нейролинкера, но Черноснежка, судя по всему, нашла ему другое применение. Она достала из нутра маленькой башенки свёрнутый XSB-кабель и быстро воткнула его в свой нейролинкер.
— Харуюки,
— Э... ч-что ты собралась делать?
— Потом объясню. Я рассчитываю на тебя. Анлимитед бёрст, — произнесла она совершенно обыденным тоном команду, и её тело моментально обмякло.
Харуюки уже не понимал, что происходит, и ему оставалось лишь следовать указаниям. Он подождал, пока на часах в нижнем правом углу пройдут три секунды, а затем резко выдернул кабель из её чёрного нейролинкера.
Черноснежка резко распахнула глаза и спокойно сказала:
— И снова здравствуй, Харуюки.
— А-а... семпай, я ничего не пони...
— Да что тут непонятного? Я зашла на неограниченное нейтральное поле и пробежала от Сугинами до Роппонги Хилз.
— Ч-что?!.. — Харуюки сорвался на фальцет.
Да, действительно, команда, которую он слышал, погрузила её на неограниченное поле... но даже под тысячекратным ускорением для неё должно было пройти лишь 50 минут. В Ускоренном Мире такси не существует, и добраться за такое время от Асагаи до Роппонги Хилз можно только очень напряжённым бегом...
...Нет. Нет, главный вопрос заключался не в этом. Почему Черноснежка сделала это?
Но ответ был слишком очевидным. Она собиралась встретиться с Харуюки в Ускоренном Мире.
— Н-не смей, семпай! Если я погружусь на неограниченное поле, зверь вполне может вновь пробудиться...
— Именно. Поэтому я и иду, — отрезала Черноснежка, доставая из терминала второй кабель.
Она начала подносить его к шее Харуюки, вновь приблизившись к нему. Харуюки ощутил на себе сладость её дыхания и услышал голос столь чистый, что его не смог бы передать даже кабель прямого соединения.
— Харуюки. Мы с тобой не только «родитель и ребёнок», но ещё и «учитель с учеником». И ты прекрасно знаешь, чем это должно кончиться. Это время пришло. Не бойся того, как это будет происходить, и чем закончится. Явись предо мной самим собой. Тем, кто ты есть сейчас.
— Семпай... — тихо произнёс Харуюки и отчаянно попытался замотать головой.
Он слишком ясно понимал, что говорила ему Черноснежка.
Они должны сразиться друг с другом. Чёрная Королева собиралась вызвать на бой живущего в Броне Бедствия зверя, чтобы вымотать его и заставить проспать завтрашнее очищение. Но... но.
— Когда... я стал бёрст линкером, я твёрдо решил для себя. Что не буду сражаться с тобой, что бы ни случилось. Что если дойдёт до этого, я лучше удалю свой Брейн Бёрст, — сказал он, едва
Но Черноснежка в ответ на его отчаянную фразу нежно улыбнулась и погладила Харуюки по голове, уговаривая его.
— Этот бой не будет похож на попытку решить конфликт взаимной ненавистью. Это будет «дуэль». Одна из тех битв, ради которых и существует Брейн Бёрст. Кроме того... — она слегка надула щёки. — Хочешь сказать, что Аш Роллер... Кусакабе Рин достойна сражаться с тобой в дуэли, а я нет?
— Н-нет, вовсе нет...
— Понимаешь, в Ускоренном Мире существуют вещи, которые можно донести друг до друга лишь кулаками, клинками и пулями. Да и кроме того... не ты ли вызвал меня на дуэль ночью накануне «вертикальной гонки по Гермесову Тросу»? В той битве ты многое рассказал мне, но не словами, а кулаками. А теперь настал мой черед, как твоего «родителя».
— Сем... пай... — протянул Харуюки.
Его грудь вновь переполнилась чувствами, и больше он уже ничего не мог сказать. Черноснежка нежно улыбнулась, кивнула и подключила второй кабель к нейролинкеру Харуюки.
— Давай, подключи меня, — сказала она ему, и Харуюки вдруг заметил, что всё ещё сжимает в руке конец первого кабеля.
Несмотря на хаос, царивший в его сердце, он отточенным до автоматизма движением пальцев поднёс штекер к нейролинкеру Черноснежки.
Она с закрытыми глазами дождалась подключения. Как только исчезло предупреждающее окно, она, продолжая улыбаться, прошептала.
— Погружаемся по моему отсчёту. Если вернёмся живыми...
Её губы продолжали двигаться, но Харуюки не услышал этих слов.
После краткой паузы она начала отсчитывать время, уже заметно громче.
— Итак, начинаю отсчёт. Пять, четыре, три, два, один.
Харуюки знал, что после того, как произнесёт эту команду, назад он может вернуться другим человеком. Поэтому в этой фразе слились и уверенность, и сомнения.
— Анлимитед бёрст.
Глава 8
Со дня открытия башни Роппонги Хилз прошло уже сорок пять лет, но она так и осталась самым высоким зданием Акасаки, сразу выделяющимся на фоне остальных. По площади её крыши (около шести тысяч квадратных метров) она превосходит все дворы Умесато вместе взятые. Конечно, из-за своей двухсот тридцатиметровой высоты она немного уступает Токио Мидтаун Тауэру на северо-востоке (пусть и на каких-то десять метров), но по площади крыши превосходит его аж в полтора раза.
Когда Харуюки открыл глаза, его взору предстал самый настоящий «небесный сад», от красоты которого он лишился дара речи.
Вокруг были стены и колонны, напоминающие греческие руины, сделанные из белого известняка, напоминающего скорее фарфор. По ним бежали трещины, а от некоторых и вовсе мало что осталось. Под ногами качались на ветру неизвестные цветы и трава. По небу неспешно плыли облака, окрашенные солнцем в бледно-коричневый цвет. Далеко на западе из-за горизонта выглядывал огромный солнечный диск.