Семизвездное небо
Шрифт:
Эти слова прозвучали так взволнованно, что он невольно вздрогнул. Торопливо поднялся с колен, ухватившись рукой за мокрую от росы ветку. Он сделал несколько шагов и, непроизвольно обернувшись, взглянул на бюст, потом на высившийся напротив Бабадаг. И вдруг до его слуха донеслось: "Эй-гей! Кто ты?" Будто отец почувствовал, что он вернулся в родное село. С самокруткой в зубах уста Алмардан, мягко улыбаясь, смотрел на него, Кожа на его шее была морщинистой, дым от папиросы колечками завивался в воздухе. Глаза из-под широких бровей светились улыбкой. "Доброе утро, папа!
– Что-то дрогнуло
– Почему ты так поступил? Почему покинул этот мир, не оставшись в нем хозяином?" - "Не говори так, сынок. Мир никогда не может быть без хозяина. Когда наступает срок, отцы завешают его сыновьям. Разве ты этого не знаешь?" Да, отец узнал его. Узнал, несмотря на то что в свое время он ушел отсюда на фронт Эльдаром Абасовым, а теперь возвратился Айханом Мамедовым.
Отец узнал его.
2
Если бы Архимед был поэтом, он сказал бы так: "Дайте мне точку вне мира, чтобы я мог показать вам этот мир целиком. Тогда бы вы увидели, какой яркий свет он излучает".
Когда я был ребенком, я думал, что Бабадаг - мой дедушка. Потому что Бабадаг означает - дедушка-гора. Отец мой потому его так любит, что считает его своим отцом. Каждое утро, проснувшись на рассвете, он тихонько разговаривает с ним.
И хотя я, вырастая, понял, что это не так, я никак не мог избавиться от мысли о существовании между отцом и Бабадагом какой-то тайны. Как мне было в это верить? По утрам, перед работой, отец обычно подолгу стоял у окна нашей гостиной, смотрящей на Бабадаг, и, дымя самокруткой, о чем-то думал. Я следил через полуоткрытую дверь нашей, моей и Гюльзан, спальни за этим безмолвным утренним диалогом. Я был уверен: мой отец разговаривает со своим отцом - моим дедушкой. В эти минуты загорелое до черноты его лицо казалось мне просветленным.
В один из жарких июньских дней я проснулся раньше обычного, даже раньше моего отца. Потому что завтра предстоял экзамен по естествознанию. Это был последний экзамен, к нему надо было хорошо подготовиться. Если бы я сдал его успешно, мог бы считать себя уже учеником десятого класса.
Вскоре проснулся и отец. Он бесшумно прошел в гостиную. Я следил за каждым его шагом с необычайным интересом. Будто хотел подслушать его бессловесный разговор с Бабадагом. Оперевшись рукой об оконную раму, отец оглядел фиолетовую вершину горы, проследил за движением кучившихся облаков в дальнем уголке неба и спокойно произнес:
– Сегодня будет хорошая погода... Да, все будет хорошо, очень хорошо, иншаллах...
По тембру его голоса я понял, что он встал в хорошем расположении духа.
– Да, все будет хорошо, очень хорошо, иншаллах, - повторил он, стоя у окна.
Неторопливым движением он оторвал клок газеты из-под десятилинейной лампы, что стояла на окне, и долго мял его пальцами. Затем так же неторопливо достал из разукрашенного изящным рисунком кисета щепотку желтого табака и осторожно, но в то же время сноровисто принялся скручивать папиросу. Он приставил ее к стеклу лампы, затянулся и медленно выпустил колечки дыма, а они, отделившись от его прокуренных, пожелтевших усов, устремились в окно, и он, проследив за их полетом, помахал им вслед рукой,
В это время я увидел маму, которая бесшумно вошла в комнату через открытую боковую дверь и принялась торопливо
Отец отпил глоток и, поставив горячий стакан на блюдце, взялся за папиросу. Он сделал затяжку и прислонил папиросу к краю другого блюдца.
– Ну, как ты спала этой ночью, Саялы?
Мама в это время что-то искала в шкафчике с посудой в нашей с Гюльназ комнате.
– Хорошо, - ласково ответила она.
– А ты?
– А мне что-то не спалось.
В глазах матери появилась всегдашняя озабоченность.
– Что случилось, Мардан? Неужто ты так обрадовался новой должности, что она лишила тебя сна?
Отец на ее ироничный вопрос ответил спокойной улыбкой:
– А ты как думала, Саялы?
– А ведь я еще не успела ни о чем подумать.
И тут я вспомнил о происшедшей в нашей маленькой семье большой перемене - вчера отца избрали председателем сельсовета. Теперь только до меня дошел смысл произнесенных отцом слов: "Все будет хорошо, иншаллах".
– Как ты думаешь, Саялы, - медленно продолжал отец, - прежде чем взяться за новую работу, не навестить ли мне еще раз Гаяалты?
– На что тебе теперь Гаяалты, Мардан? Тебя в нашем большом селе в местное правительство выбрали, чтобы ты людям помогал. А ты все еще о своих камнях думаешь!
По тому, как отец улыбнулся в усы, я почувствовал, что в душе он посмеивается над мамой.
– Так ты считаешь, что я и есть местное правительство? Значит, только и обязан заботиться о людях Чеменли?...
– Может, тебя со временем и районным правительством выберут, а киши, а мы об этом и не догадываемся, - рассмеялась мать.
– Нет, Саялы, ты зря надо мной смеешься... Моя работа потруднее, чем у районного правительства...
Мама перебила его:
– Потруднее? Тогда не брался бы за нее. Ведь тебя же никто не заставлял.
– Так-то оно так, только знаешь, Саялы, не выходят у меня из головы мысли об Агчай, Карачай, Гаяалты, Бешбулаге.
– Не понимаю я тебя, Мардан. О чем ты?..
– Да ты хоть имеешь представление, что такое местное правительство? С людьми я, положим, найду общий язык. А как быть с Чеменли, Бабадагом? Как быть с селями, что хотят съесть Сенгергая? Ведь они тоже на человека надеются, на местное правительство. Разве не так? Если в Чеменли пересохнет хоть один родник, я буду считать, что это моя вина, с Карадага придет сель опять я буду виноват.
– Мардан, - вдруг посерьезнела мать, - мне и в голову не приходило, что у местного правительства может быть столько забот.
– А раз так, принеси-ка мне мои молоток и мастерок. В детской комнате они, под шкафом.
– На что тебе молоток и мастерок, а киши?
– Ты сначала принеси, а потом увидишь, на что они мне, А еще, если нетрудно, достань из сундука шелковый платок.
– Что это тебе взбрело на ум?
– улыбнулась мама, но пошла и принесла сначала молоток и мастерок, а затем открыла сундук и достала оттуда цветастый платок.
– Ой, да это же мой девичий платок, еще когда я была невестой...
Она уже собралась было положить его обратно в сундук, но отец остановил ее.