Семизвездное небо
Шрифт:
Площадь наполнилась аплодисментами, и я только сейчас сообразил, о чем отец говорил утром с Чимназ-муэллимой, и понял, почему он был так взволнован. А теперь вот так же дрожал голос этого седовласого человека.
– Испанская революция - это один из факелов мировой революции. Враги хотят погасить его. Потому что они боятся революционного пламени. Боятся, подобно тому, как летучие мыши боятся света.
Волнение передалось и мне. Я обернулся и посмотрел на Искендера.
– Слышишь? Как хорошо говорит этот человек!
– Тсс! Давай послушаем, что еще скажут... Я еще крепче уцепился за каштановую ветку.
– Слово предоставляется
Услыхав это имя, я впился глазами в трибуну. Салима была дочерью нашего фаэтонщика Салима. Она училась в Ленинграде. Я слышал, что она приехала в Чеменли на летние каникулы, но саму ее не видел.
Салима, рассыпав по плечам густые волосы, приблизилась к разукрашенной трибуне. Площадь притихла. Я разглядывал ее сквозь листья каштана.
– Мы, советская молодежь, юноши и девушки...
Я почему-то очень хорошо относился к Салиме, гордился тем, что она учится в Ленинграде и через два-три года вернется врачом в Чеменли. И отец всегда, когда речь заходила о Салиме, с гордостью говорил: "Это первая ласточка нашего Чеменли".
Выступление Салимы часто прерывалось аплодисментами. Она закончила его такими словами:
– От имени молодежи села я заверяю патриотов Испании, что мы всегда с ними. Если понадобится, мы готовы взяться за оружие и сражаться в рядах интернациональных бригад.
Она еще что-то говорила, но в грохоте аплодисментов я ничего не расслышал. Понял только, что в Испании есть интернациональные бригады. Интересно, всех ли добровольцев принимают в те бригады?
Наконец слово предоставили моему отцу. Увидев, как он медленно приближается к трибуне, я хотел спрыгнуть с дерева и укрыться в ближайшем кустарнике, но Искендер схватил меня за руку:
– Куда ты? Боишься, что отец и тебя вслед за Салимой пошлет в Испанию?
– Нет, я боюсь другого. Он сейчас начнет рассказывать о мельнице мыслей и о том, как целый день она эти мысли перемалывает.
Но отец заговорил о другом:
– Люди! Вы знаете, что я никогда не бывал дальше нашего ущелья Агчай. Но если глубоко вдуматься, мне известен каждый уголок в мире. Вот и Испанию я как будто видел своими глазами. Почему я так говорю? Потому, что этот мир принадлежит людям и человек является его хозяином. Но какой человек? Тот, что с мозолистыми руками и совестливым сердцем. И в Испании потому идет война, что люди с мозолистыми руками хотят стать хозяевами своей страны, как мы стали хозяевами своей. И наш долг помочь братьям. Вспомните годы гражданской войны. Страна задыхалась в тисках голода и нищеты. В такой момент Ленин, прежде всего, думал о детях. Почему?..
– Его голос потонул в аплодисментах.
– Потому, - продолжал он после того, как толпа успокоилась, что дети - будущее мира, будущие хозяева земли. К ним принадлежат и испанские дети. А на них с неба вместо дождя сыплются пули.
– Отец неожиданно обернулся к стоявшему рядом седовласому мужчине - секретарю райкома: - Товарищ Исмаилзаде, у нас к вам есть просьба. Напишите в Москву, пусть присылают и к нам в Чеменли испанских ребятишек. Мы их как родных примем...
Последние слова отца потонули в гуле голосов. Я тоже разволновался от сияющих отцовских глаз, от слов, которые он произнес.
Я схватил Искендера за руку:
– Идем! Я больше не могу здесь оставаться.
– Куда? Какие занятия сейчас полезут в голову?
– Все равно пошли! Знаешь куда - на водопад.
– Пошли!
Мне захотелось
– Послушай, Искендер, знаешь что... Давай убежим в Испанию.
– В Испанию?
– взволнованно произнес он.
– Дай руку! Только за эту идею тебе надо поставить памятник на Бешбулаге.
* * *
– Положи правую руку мне на голову, Эльдар!
– преградил мне дорогу Толстяк Насиб, как только я первым вышел из класса.
Я удивленно посмотрел на него. Экзаменационный листок я держал в руке.
– Что, пятерку получил?
– Прошу тебя, Эльдар, положи правую руку мне на голову! Мне хотя бы троечку.
Я выдернул свою руку из его пухлой ладони, мне стало противно.
Мне обязательно надо было дождаться Искендера. Все знали, что, пока он не сдаст экзамен, я домой не уйду. А он только что вошел в класс, и мне ничего не оставалось, как прогуливаться по коридору.
Наконец дверь класса отворилась. Не успел Искендер переступить порог, как я схватил его за руку и, даже не успев спросить, что получил, потащил за собой:
– Скорее!
Мы выбежали на безлюдный двор, а оттуда - на щебеночную сельскую дорогу. Только тут мы смогли перевести дух.
– Ну, что будем делать? Пойдем врозь?
– А мне домой не заходить? Прямо так и двинемся? Я ведь их дома оставил...
– Оба?
– тихо спросил я.
– Да, оба...
– Тогда ты беги домой. И мой захвати...
– Хорошо...
– Где встречаемся?
– Мы же условились, у камня Алмардана.
– Хорошо. Я там буду тебя ждать.
Мы расстались. Искендер побежал наверх, в верхнюю часть села. А я спустился вниз - под Гылынджгая, к махалу Сенгер. Я бежал до самого родника, что был ниже нашего дома, над сельской дорогой. Здесь у ивы, которая прикрывала родник, словно огромный зонт, мне захотелось напиться холодной воды. Родник журчал, но его песня не была похожа на звуки кеманчи дяди Мурсала, она была прозрачна, как светлые глаза моего отца. Ведь этот родник когда-то открыл мой отец. Как-то он приметил, что с солнечной стороны Карадага, из-под скалы Кеклик, бьет родничок, и своей киркой пробил ему выход наружу. А потом посадил рядом иву. Вот почему в нашем селе этот родник называют то "родником Гюльназ", то "родником Эльдара", то есть моим или моей сестры.
Я тихо поднялся в дом, потом, стараясь никому не попадаться на глаза, вошел в дровяной сарай, взял с вечера заготовленный там узелок и совсем, почти новые красивые туфли отца. По безлюдной тропинке, что вилась позади нашего дома, я выбрался на лесную дорогу. Пришлось идти в обход, зато она была безопасной.
Как мы условились, я должен был ждать Искендера у камня Алмардана. Сделав большой круг, я спустился со скалы Кеклик к роднику Сенгер. Здесь плоские каменные плиты были уложены друг на друга и составляли гигантскую каменную пирамиду. Отец считал эту пирамиду фундаментом Карадага. Он был убежден, что эта огромная гора возвышалась лишь потому, что устойчиво опиралась на эту пирамиду. И если бы этих камней не было, селевые потоки Гаяалты низвергли бы Сенгергая в ущелье. Из-за этих камней отец однажды здорово обругал нашего соседа - пастуха дядю Касума. Тот, возвращаясь с пастбища, решил погрузить один из этих плоских камней на тележку, запряженную ослом, чтобы отвезти его к себе во двор. Отец услыхал звон кирки, бьющей о скалу, и тотчас спустился к Сенгергая.