Семнадцатая осень

Алексеева Ксения

С тех пор как следователи вышли из дома Хабаровых, за исключением беседы с подростками в парке, Городовая не проронила ни слова. В то, что она плохо себя чувствует в связи с повышенным давлением, Крашников не поверил ни на секунду. Конечно, горы, акклиматизация и все прочее, могли повлиять на Городовую, но она выглядела абсолютно здоровой физически, однако была угрюмой, сосредоточенной на своих мыслях и наполненной какой-то мрачной решимостью. В гостиной Хабаровых она словно испытала потрясение, приведшее к теперешнему ее состоянию. Крашников всегда был немногословен, но дьявольски наблюдателен, поэтому замечал такие мелочи, как малейшие изменения в настроении, поведении или внешнем виде коллег, знакомых, да и незнакомых людей, делая

такие точные выводы о происходящем с ними, что иногда вызывал у некоторых из них сомнения в своем человеческом происхождении.

Городовую Крашников знал совсем недавно, и обычно такого промежутка времени ему хватало для того, чтобы сделать определенные выводы о человеке. Однако, эта женщина была для него словно закрытая книга – он никак не мог разобраться в ней, и хотя бы предположить ее дальнейшие действия. Тем больше, до странного сильно, ему хотелось выяснить, с чем связано сегодняшнее поведение коллеги. Но опасаясь, что ненароком может навредить ей, разбередив расспросами какие-нибудь старые душевные раны, да и просто проявить бестактность, он просто наблюдал, готовый в любую минуту оказать посильную помощь.

Время близилось к обеду. По небу низко плыли серые дождевые облака, но дождь, словно никак не решался пойти; утренний густой туман рассеялся, поднялся ветер и стали видны окружающие город скалистые горы.

В обеденный час город оживал: несмотря на пасмурную погоду и неприятный порывистый ветер, горожане не желали оставаться на обед в офисах и довольно быстро заполняли свободные столики уличных кафе и кондитерских, залы маленьких ресторанчиков и бистро. Крашников, решив, что им с Городовой небольшая передышка не повредит, предложил коллеге ненадолго остановиться, отдохнуть и пообедать. Получив задумчивый кивок головой в качестве положительного ответа, следователь свернул на подъездную дорожку к небольшому ресторанчику с разухабистой вывеской – «Застолье» в Верхнем городе – многие жители города, включая Крашникова, считали здешнего шеф-повара одним из лучших в своем деле.

Компактное двухэтажное здание ресторанчика «Застолье» располагалось на высоком холме и из окна на втором этаже, возле которого Крашникову и Городовой был предложен последний свободный столик, открывалась живописная панорама: на больничный городок, у самого подножия горы Альбатрос, на окраину Верхнего города, и, на плавно вытекающую из него, большую часть Центра.

Крашников удовлетворенно отметил, что Городовой пришлось по вкусу и внутреннее оформление ресторанчика в стиле старинной русской избы и вид на город из окна. Она сидела молча, глядя в окно, до того момента, когда к ним подошел официант с меню, после чего неожиданно предложила Крашникову заказать ей что-нибудь на свой вкус и отправилась в сторону уборной. Крашников снова подивился разительной перемене в поведении Городовой, после посещения Хабаровых. Ее деловитость, уверенность и высокомерие словно испарились в одночасье. Крашников поймал себя на мысли, что такой она нравится ему гораздо больше, но сразу же пресек свои размышления в этом направлении. И хотя он был чрезвычайно заинтригован тем, что же с ней происходит, а еще больше тем, что ему не удается определить этого самостоятельно, следователь решил, что не будет ни о чем ее спрашивать. Если захочет – расскажет обо всем сама.

Он решительно захлопнул меню, за годы холостяцкой жизни, изученное до мельчайших деталей и заказал два одинаковых обеда – стейк из семги с овощами, приготовленными на гриле, салат из морепродуктов, чизкейк «Нью-Йорк» на десерт и капучино без сахара. Крашников сделал заказ почти не раздумывая и был совершенно уверен, что это именно то, что нужно сейчас явно выбитой из колеи напарнице. Он получил подтверждение своему мнению, когда она через десять минут вернулась за столик, и официант подал им блюда с едой. Увидев семгу с овощами Городовая замерла на секунду, а потом взглянула на Крашникова и улыбнувшись сказала:

– Хороший

выбор.

Эта ее улыбка оказалась такой искренней и пролилась таким поразительным теплом на сердце Крашникова, что он от неожиданности тоже заулыбался, но, спохватившись принял серьезное выражение лица и сдержанно кивнув головой, сосредоточился на еде.

Некоторое время над их столиком стояла тишина – спокойная, безмятежная расслабленная тишина, во время которой следователи наслаждались едой, приятной атмосферой ресторана и обществом друг друга.

Во время десерта и кофе, Городовая заговорила, и сразу стало ясно, что она наконец-то пришла в себя – вернулись те самые высокомерные и чуть насмешливые нотки в голосе, которые так раздражали, и в то же время чем-то привлекали Крашникова.

– А разве вас не ждут на обед дома? – спросила она, пробуя капучино.

– Я живу один, – просто ответил Крашников.

Городовая внимательно посмотрела на следователя, но решив не развивать тему его одиночества, продолжила пить кофе.

– Я заметила одну странность в доме Хабаровых, когда мы уже уходили, – через некоторое время заявила она, отламывая десертной вилкой кусочек чизкейка.

Крашников вопросительно посмотрел на Городовую:

– Видимо, Елена, которая вроде как крепко спала, пыталась подсмотреть за нами из своего окна.

Крашников не верил своим ушам – неужели он мог пропустить такое?! Однако, вслух ворчливо возразил:

– И почему это странно? Это нормально – интересоваться тем, кто приехал к тебе в дом.

– Ну… Вы же видели Геннадия Артемовича – он выглядел как зомби, о собственной дочери впервые за последние дни вспомнил только при нас. – Принялась разъяснять свое мнение Городовая, ничуть не отреагировав на сердитый тон Крашникова.

– А этот их Андрей, когда мы только пришли, сказал, что Елена с нами вряд ли сможет поговорить, потому что напилась таблеток и спит, после чего к нам вышел Геннадий. Вот и представьте – в каком же состоянии должна была быть Елена – она ведь мать, возможно, ей должно быть даже хуже, чем Геннадию, плюс снотворное…, – Городовая многозначительно замолчала, предоставляя Крашникову додумать мысль самому, в то время как тот прилагал огромные усилия, чтобы не выплеснуть свое негодование на коллегу, превзошедшую его в наблюдательности. В конце концов, профессионализм Крашникова взял верх над его самолюбием и он, с уважением к Городовой, признал, что голова у нее явно варит, не взирая на какой-то внутренний раздрай. Хоть у Хабаровых с ней и происходило нечто неприятное, она все же заметила то, на что лично он не обратил ни малейшего внимания.

Подумав еще немного над ее словами и о своей, так несвоевременно проявившейся, невнимательности, Крашников пришел к выводу, что в нынешних обстоятельствах Елене Хабаровой действительно не должно быть никакого дела до того – кто приехал в ее дом и зачем; подглядывать в окно, тем более скрытно, в том состоянии, в котором она должна была, по логике, пребывать, она бы просто не смогла. Но если она чувствовала себя нормально и во время их визита не спала, то почему к ним не вышла? Какая мать упустит возможность разузнать из первых уст о том, как продвигается дело об исчезновении ее ребенка?

Крашников взглянул на Городовую, потягивающую свой капучино, задумчиво вглядывающуюся в окно, и не найдя что добавить, принялся пить свой кофе.

По окончании обеда Крашников попросил счет у официанта и с согласия своей спутницы, расплатился сам. Городовая не возражала, высказав пожелание, чтобы следующий обед был за ней.

Обеденный перерыв был в самом разгаре и оба зала ресторана – и на первом и на втором этажах – были полны гостей. За одним из столиков в самой глубине помещения на первом этаже, следователи заметили полковника Григорьева с незнакомой для них обоих женщиной, сидящей спиной к залу. По безмолвному обоюдному согласию коллеги решили сделать вид, что ничего не видели.