Семья Берг
Шрифт:
Лежа рядом с ней, он никак не мог соединить в своем сознании еврейскую девушку, которую ему рекомендовали такой невинной, и эту откровенную многоопытную куртизанку.
— Слушай, откуда ты, еврейская девчонка, набралась всего этого?
— Тебе это удивительно? А что, еврейским женщинам нельзя заниматься свободной любовью? Вам можно, а нам нельзя, да? Чем женщины хуже мужчин? До приезда в Москву я была действительно невинна и чиста, «как новая посуда». И, глупая, думала, что так и надо, по традиции. А здесь всего понавидалась… Ты о Лиле Брик слышал?
— Нет. Кто она такая?
— Вся Москва ее знает. Она вроде
— Тьфу ты! Любопытная история.
— Ты наивный. Эта Лиля тоже еврейка, ее фамилия была Коган. И тоже из провинции, как и я. А любовников у нее было — на руках и ногах пальцев не хватит! Это с тринадцати дет. На это нужны особые природные чары.
— И Маяковского она смогла очаровать?
— Еще как — он ей все поэмы посвящает. Я с ней дружу и учусь у нее, как надо жить. Я бы тебя с ней познакомила, но знаю, что тебя она у меня отобьет.
— Ну, я этим делом не так интересуюсь. А муж-то ее как на все это смотрит?
— Вот и видно, что ты отсталый элемент, загрубел в армии. Муж мужем, а в новую свободную эпоху должна процветать свободная любовь. Я слушала об этом выступления Александры Коллонтай и еще читала книгу Инессы Арманд. Они пропагандируют свободную любовь.
— Это кто такие? Я даже не слышал про них.
— Коллонтай была подругой Ленина в эмиграции в Швейцарии, говорят, он ее очень любил. Когда они оба вернулись из эмиграции, он сделал ее наркомом социального обеспечения в правительстве. Она очень красивая, эффектная, — и Элина вдруг рассмеялась: — Ты представляешь, может быть, там, в Швейцарии, она для него делала то же самое, что я только что делала для тебя? Говорят, Инесса Арманд тоже была его подругой. А Троцкий! Он такой безобразник в любви!
Культ Ленина не достиг еще степени обожествления, хотя дело постепенно шло к этому. И Павлу было странно слышать «принижение» его до уровня обычного человека. Нужна была большая смелость и, конечно, большая развращенность, чтобы вести о нем такие разговоры. Он примирительно сказал:
— Ну, про Ленина это ты напрасно.
— А что — он святой?
— Ну не святой, конечно, но он великий человек.
— Ну да, великий. Но все-таки человек же. Знаешь, сколько у него было любовниц? Коллонтай была, Елена Стасова, Инесса Арманд.
Павел усмехнулся:
— Все-то ты знаешь. Ты что, свечку держала?
— Свечку не держала, но ты посмотри на его жену Крупскую — сразу можно понять, что от такой страшной мымры сбежишь к красивой любовнице. И Маяковский в поэме «Ленин» писал о нем: «Знал он слабости, известные у нас…» Это про какие такие слабости он писал, а? И Маркс тоже говорил: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо».
— Как это интересно все в тебе сочетается. Откуда ты знаешь, что писал Маяковский и что Маркс говорил?
— Я дружу с Лилей Брик. А уж Маяковский-то должен знать про слабости, если он спит с Лилей.
— Ну ладно — Маяковский. Но ты работы Маркса читала?
— Смеешься, что ли? Ни при какой погоде я их не читала. Это все нам Коллонтай рассказывала.
— И про Маркса тоже?
— И про Маркса. Она о его жене Женни говорила, и о том, какой он был бабник, и что он был крещеный еврей. Про Ленина, конечно, я не могу знать, чем он там в постели с Коллонтай занимался, но я знаю, чему она нас учила. Она
От этой тирады Павел даже поперхнулся:
— Скажи-ка еще раз. Как-как?
Она отчетливо повторила:
— Ч-е-м и-н-т-е-л-л-е-к-т в-ы-ш-е, т-е-м п-о-ц-е-л-у-й н-и-ж-е. Теперь понял?
— Интересное ты получила образование у этой Коллонтай. Ну, по нижней части она тебя образовала. А вот по верхней?
— Ты думаешь, я дура, да? Коллонтай сама интеллигентная женщина, она знает несколько языков, и учениц она подбирала интеллигентных. Она нам рассказывала про древнегреческую поэтессу Сафо, которая писала любовные стихи и обучала искусству любви девушек-подростков. Ты слышал про нее?
— Н-н-нет.
— Она была с острова Лесбос, где женщины занимаются лесбийской любовью.
— Это что еще за штука такая?
— Неужели не знаешь? Это когда женщина получает в постели наслаждение с женщиной.
— Тьфу! Что же это за любовь такая? Ты и это умеешь?
— А почему нет? Ничего, что не знаешь, — в городе тебя быстро всему обучат.
Павел уже насмотрелся на превращения евреев, но все-таки трудно было представить, чтобы еврейка могла так распуститься. Да, конечно, в Библии тоже были описаны разные еврейки. Одна из них, тоже Эсфирь, была отдана в жены персидскому царю и наверняка умела ублажать похотливого перса своими ласками не хуже, чем ее тезка только что ублажала его. По библейской легенде, ей удалось вымолить у царя спасение евреев Персии от гибели. С тех пор у евреев отмечается ежегодный весенний праздник Пурим. А другая, Саломея, за свой изощренный и похотливый танец потребовала от царя Ирода голову Иоанна Крестителя — и получила ее. Была еще Далила: своими страстными ласками она сначала завлекла силача Самсона, а потом его погубила, отрезав волосы, в которых хранилась его мощь. Но ведь все это было так давно, да и неизвестно — было ли вообще. Уже много веков еврейские традиции требуют от женщины чистоты и невинности до замужества. И после замужества они должны оставаться целомудренными и верными. Конечно, он не библейский Самсон, но такая краля может завлечь любого мужика так, что он действительно потеряет свою силу. Э, нет, лучше быть подальше от этой подружки.
Пока он думал, она, приподнявшись на локте, заглядывала ему в глаза и водила пальцем по лицу, щекотала шею, потом опустила руку на грудь, зигзагами прочертила: линию вниз, все ниже, ниже, и вдруг заговорила:
— Я ведь знаю, о чем ты думаешь: тебе странно, что еврейка так откровенно переступает традиции и открыто занимается любовью. Считается, что еврейки все должны быть чистыми, «как новая посуда». Тетя Муся хотела меня посватать за тебя, она думает, что я пропадаю без мужчины. А я не хочу замуж, я хочу быть свободной, свободной, свободной!
И пока Элина говорила, ее рука нашла внизу то, что искала, и зажала в кулак. Павел вздрогнул, а она уселась на него одним прыжком и с комической серьезностью воскликнула:
— Ой, как я крепко сижу, ой, как я крепко сижу!
Вжимая его в себя все глубже, она приложила одну руку козырьком к виску и спросила:
— Похожа я так на кавалериста-буденовца?
Как ни был Павел занят своим мужским делом, он расхохотался:
— Ой, как похожа… Ну, девка!
— Не девка, а дамочка.