Семья Берг
Шрифт:
— Мой Аркадий такой талантливый писатель, так хорошо все описывает, почти как Шолом-Алейхем [2] . По его статьям мы теперь всю Америку наизусть знаем.
В феврале 1917 года, вскоре после отречения царя Николая II, в Петербурге взяло власть новое социал-демократическое правительство Александра Керенского. Аркадий Зак был его сокурсником на юридическом факультете. Вскоре после того как Керенский стал премьер-министром, Мария Зак получила от Аркадия очередное письмо:
2
Псевдоним
— Дети, дети, идите сюда, слушайте, что пишет наш Аркадий: премьер-министр Керенский официально назначил его поверенным в делах русского правительства — послом в Америке от России.
Вся семья ликовала — до сих пор ни один еврей еще не был послом России. В этот вечер Мария Захаровна особенно вкусно приготовила селедку в постном масле, с кругами белого лука, а ее отец-раввин прислал в подарок две кошерных курицы. За столом все размечтались о том, как теперь они смогут поплыть в Америку на большом океанском корабле — навестить нового посла. Разгорелся даже спор, кто из братьев-сестер поедет первым — ну конечно, вместе с мамой. Шлома тоже размечтался вслух, делясь мыслями со своим другом, сыном хозяйки Мишей — полноватым курчавым мальчишкой, который мало был похож на еврейского мальчика, но одна еврейская черта у него была — музыкальные способности: он по слуху сам научился играть на рояле, и ему прочили музыкальную карьеру. Шлома тихо говорил ему на ухо:
— Если еврей может стать послом, значит, может стать и министром. Наверное, это возможно. Знаешь, я хочу выучиться на инженера-строителя. Как думаешь может, когда-нибудь я стану министром?
У Миши сомнений не было:
— Захочешь — и станешь.
— Да, станешь… С именем Шлома меня министром не сделают. Я слышал, что в новом правительстве все евреи берут себе русские имена. Вон и мой брат Пинхас писал, что он теперь стал Павлом. А мне кем стать?
Шепелявый Миша немного подумал:
— А ты становись Семеном.
— Ты так думаешь? Хорошо, я стану Семеном.
Семен закончил училище, твердо решив продолжать учиться на инженера-строителя. За успехи в учебе он получил серебряную медаль и очень этим гордился — он считал это первым шагом к дальнейшим успехам. Оставаясь мечтателем в душе, внешне он был уже другим — вырос, в черной форме «реалиста» выглядел солидно, а по бокам лба появились ранние залысины. Так, в форме «реалиста» и с медалью в кармане, он вернулся в Рыбинск. Только обнявшись с родителями, спросил:
— А где Павлик?
— Какой Павлик, ты имеешь в виду Пинхаса?
— У Ну пусть для вас Пинхас. Где он?
— Где же ему быть — таскает грузы на спине вместе с другими русскими грузчиками.
Бросив вещи, Семен побежал искать Павла на пристанях. Он вглядывался в вереницы работавших грузчиков, которые ходили вверх-вниз по сходням на баржу, и никак не мог отличить одного от другого — все в лохмотьях, все грязные, запыленные, загорелые, бородатые или небритые. И вдруг услышал:
— Шлома!
Он всмотрелся в кричавшего и кинулся к нему:
— Павлик, родной мой!
На
Перемены в брате поразили Семена: перед ним стоял широкоплечий русский парень в сапогах и рубашке-косоворотке, картуз у него был заломлен на затылок, из-под козырька выбивался русый с рыжинкой курчавый чуб, он курил самокрутку — «козью ножку», от него воняло крепкой махоркой. Павел поспешил опять встать в рабочую вереницу и попросил:
— Подожди, скоро время шабашить, тогда поговорим.
— Что такое «шабашить»?
— Ну пожрать, что ли.
Они сели на берегу в стороне от артели, и Семен с гордостью показал Павлу свою серебряную медаль.
Подержав ее в руках, Павел покачал головой и обнял брата:
— Ты, Шломка, теперь ученый.
— Я еще не ученый, но уже больше не Шломка.
— А кто же ты?
— Я тоже взял себе русское имя, как и ты. Теперь я Семен.
— Ну, Семен так Семен.
Павел ловко скрутил длинную «козью ножку» из газетной бумаги, всыпал туда махорку и закурил. Густой вонючий дым распространился вокруг. Павел предложил брату:
— Хошь затянуться?
— Нет, не курю.
Павел красиво и далеко сплюнул.
— А плюнуть далеко сумеешь? Давай поспорим: кто кого переплюнет.
— И это все, что ты умеешь?
— Ну, хоть я и неученый, зато умею деньгу заколачивать.
Культурный «реалист» Семен поражался — до чего же его брат обрусел и до чего опростился в компании грузчиков.
По вечерам, после того как Павел заканчивал работу, они ходили на Волгу плавать, потом лежали на песке. Семен рассказывал брату о преобразованиях в стране после переворота в октябре 1917 года;
— Павлик, религию в новой России напрочь отменили. Теперь никому не надо ходить в церкви и синагоги, не надо знать Тору наизусть. Теперь все равны.
— Национальности тоже отменили?
— Наверное, тоже отменят. Во всяком случае, евреев притеснять больше не будут. Даже в самом новом правительстве Ленина много евреев. Слушай, нам с тобой надо здесь все бросить и уходить, чтобы строить новую жизнь.
— Куда уходить?
— Не знаю куда, но обязательно в революцию.
В субботу, как всегда, артель пила водку и вокруг вились проститутки. Семен с удивлением наблюдал, как Павел выпил стакан водки; он все еще не мог привыкнуть к превращениям своего брата. И такого пьянства и разврата еще не видел. Они сидели в стороне, подошла та самая молодая проститутка, которой Павел щедро платил за ласки, обняла Павла за шею, игриво уставилась на Семена и что-то шепнула. Павел усмехнулся, сказал ему:
— Она хочет, чтобы ты ее по..л. Говорит, гимназиста у нее еще не было. Она недорого берет.
Семен застеснялся, еще больше поразился переменам в брате, отвел его в сторону и зашептал:
— Неужели это ты с ней? Пашка, до чего же ты дошел!
— А что? Она подмахивает ловко. Надо же с кем-нибудь е…ся, — но, видя, что Семену это не нравится, он подозвал девицу, сунул ей в ладошку рубль и хлопнул по заднице:
— Пошла, пошла отседова. В другой раз.
Семен, задумчиво глядя ей вслед, спросил: