Семья Эглетьер
Шрифт:
— Куда ты? — спросил он.
— К Корбиу. У меня маловато сыра. Надо было попросить Мадлен!.. Не знаю, найду ли я здесь, какой нужно. Вот дурацкая рассеянность!..
— Я пойду с тобой… — нерешительно проговорил Жан-Марк.
— Ты не поехал с Мадлен, тем более ты не должен идти со мной. Тебе хорошо у огня, и сиди, а я скоро вернусь.
Кароль ослепила его нежной улыбкой, потушила в пепельнице почти целую сигарету и ушла, шелестя плащом. Жан-Марк подошел к окну: маленькая черная фигурка пересекала сад; в черном блестящем плаще, с перетянутой талией, она походила на воинственное насекомое. Опять начался дождь, Кароль скоро
— Что ты тут делаешь? — озабоченно спросила она.
— Мне стало душно в комнате.
Вошли в дом. Кароль сняла пальто и шляпу, слегка взбила слежавшиеся волосы и проследовала за Жан-Марком в столовую.
— Мне здорово повезло! У Корбиу нашелся подходящий сыр, и я его форменным образом обобрала. Где моя поваренная книга?
Взгляд Кароль скользил по комнате. Она никогда не помнила, куда клала вещи.
— Ты не видел поваренной книги, Жан-Марк?
Он посмотрел ей в лицо и с бьющимся сердцем сказал:
— Я больше не могу здесь оставаться, Кароль. Завтра же уеду в Париж.
Брови ее слегка сдвинулись:
— Это что еще за фокусы?
— Так нужно, Кароль!
— Почему?
— Неужели ты не понимаешь… Послушай… После того, что произошло между нами… Так не может продолжаться… Ты все время передо мной… Каждую минуту… Я сойду с ума, если останусь здесь!..
Кароль снисходительно улыбнулась:
— Ты просто ребенок и все драматизируешь!
— Я мужчина, Кароль. И я люблю тебя.
— Ну так и веди себя как мужчина!
— Это невозможно, Кароль!
— Почему? Вчера было возможно, а сегодня нет? Просто нужно уметь ждать!
— Чего? Чтобы я снова заболел и у тебя появился предлог войти в мою комнату? Может быть, ты всегда так лечишь от гриппа?
— Не будь вульгарным, Жан-Марк, — холодно сказала Кароль.
Он опустился в кресло и пробормотал:
— Прости! Я сам не знаю, что говорю!
Встав за спинкой кресла, Кароль положила руку на плечо Жан-Марка. Он схватил эту руку и прижался к ней щекой. И в то же время он ненавидел Кароль, он был в этом уверен!
— Я хочу знать, ты по-прежнему любишь моего отца?
Кароль усмехнулась:
— Странный вопрос.
— Отвечай.
Она хотела отойти, но Жан-Марк удержал ее. Он сжимал ее пальцы, и ему казалось, будто он держит в руке лишь клочок легкого тумана. Неуловимая, всегда ускользающая — ее не застанешь врасплох, не припрешь к стене неопровержимым доводом.
— Ответь! — повторил он.
Кароль высвободилась, мимоходом оглядела себя в зеркале, резко повернулась на каблуках.
— Что я могу сказать? Мы женаты уже пять лет. Вот и делай выводы!
— Я все же не понимаю!
— Я думала, ты проницательнее! Ты же видишь, как мы живем. И наверное, догадываешься, что любовь между
— Сейчас отец в Нью-Йорке. Если бы ты узнала, что он тебе изменяет, как бы ты к этому отнеслась? Ревновала бы?
Кароль нагнулась к Жан-Марку, заглянула ему в глаза и, обдав дыханием, ответила:
— Нет!
— Удивительно! Значит, ты миришься с этим?
— Нет, просто не желаю об этом знать.
— Ну а он, если бы ты вздумала…
— Что?
Она швырнула вопрос, словно палку под ноги бегущему, и Жан-Марк, споткнувшись, умолк. Кончиком указательного пальца Кароль ласково провела по его бровям, улыбаясь какой-то своей мысли.
— Если бы я вздумала, как ты выразился, твой отец проявил бы точно такую же терпимость!
— Очень удобно!
— Вовсе не настолько, как ты думаешь! Подобные отношения требуют трезвости и выдержки! Хотя я и не люблю твоего отца, как прежде, он остается моим союзником, другом, человеком, чье имя я ношу!
— А кто же для тебя я?
Кароль окинула его чувственным взглядом. В пламени камина ее лицо стало розовым, в волосах играли медные блики.
— Ты, — медленно проговорила она, — ты — очарование, нечаянность, прихоть, без которой женщина теряет вкус к жизни.
— Понятно, милое развлечение, да еще на дому! — зло оборвал ее Жан-Марк.
— Ты ничего не понял, — вздохнула Кароль. — Почему ты непременно хочешь очернить чувство, которое влечет нас друг к другу? Если бы ты меньше думал, а просто поддался…
Жан-Марк вскочил. От обиды перехватило дыхание.
— Чему? Говори!.. Не бойся… Чего ты хочешь?.. Продолжать в том же духе: сегодня взгляд, завтра мимолетный поцелуй? Тебя, может быть, эта игра и забавляет, а я не в силах ее выносить! О том, что может за всем этим последовать, я думать не могу без ужаса! Так что, сама понимаешь, мне нужно отсюда сматываться! И чем скорее, тем лучше!
Жан-Марк бросился вверх по лестнице; вбежал в свою комнату, но не успел закрыть за собой дверь. Запыхавшаяся Кароль стояла на пороге. Впервые на ее лице, выражавшем обычно только изысканные чувства, он прочел откровенную тревогу.
— Ты не можешь уехать завтра, вспомни о Мадлен, — торопливо сказала Кароль. — Она огорчится. Подожди до послезавтра, заговори об этом за столом, придумай какой-нибудь предлог…
Жан-Марк тяжело опустился на кровать и закрыл лицо руками. Слезы подступили к горлу, но плакать он не мог. Он молча задыхался. Невыносимая тяжесть легла на сердце.
— Значит, договорились? Послезавтра, хорошо? — спросила Кароль.
— Да, — ответил он. — Послезавтра…
— Жан-Марк, мой милый…
Он почувствовал, что Кароль наклонилась над ним. Стоит протянуть руку, и она прильнет к нему. Жан-Марку захотелось сорвать с нее одежду, растрепать изящно уложенные волосы, взять ее, как уличную девку, и потом бить, пока она не запросит пощады. Все женщины достойны презрения. Они для того лишь и существуют на земле, чтобы толкать мужчин на бесчестье. Отец прав, что изменяет Кароль с первой встречной. «Если только она тронет меня, я ее ударю!» подумал он. Уже знакомым ему ласковым движением Кароль легонько провела по щеке Жан-Марка тыльной стороной руки. Он не шевелился, стыдясь своей слабости. Кости словно размякли, тело лишилось опоры. Кароль пошла к дверям.