Семья Рэдли
Шрифт:
— Что изучать собрался?
— Как раз английскую литературу.
Уилл тепло улыбается.
— Я учился в Кембридже, — говорит он. — Это было ужасно.
Он рассказывает Роуэну о том, как некоторое время состоял в «Клубе велосипедистов-полуночников» — эта тошнотворная компания глумливых вампирчиков в клубных шарфах регулярно собиралась слушать какую-то мутную психоделическую музыку, обсуждать поэзию битников, разыгрывать скетчи Монти Пайтона и отсасывать друг другу кровь.
«Может, не такая уж он и сволочь, — думает Роуэн. — Может, он убивает только тех, кто этого заслуживает».
Вдруг
— Трудно быть не таким, как все. Люди этого боятся. Но любые трудности можно преодолеть. — Он взбалтывает остатки крови в стакане. — Взять вот хотя бы Байрона.
У Роуэна мелькает ощущение, что Уилл намеренно забрасывает ему наживку, однако он не помнит, чтобы обсуждал с дядей своего любимого поэта.
— Байрона? — переспрашивает он. — Тебе нравится Байрон?
Уилл смотрит на него так, будто глупее вопроса не придумаешь.
— Он лучший из лучших. Первая истинная мировая знаменитость. Безумный, злой и смертельно опасный. Мужчины всего мира боготворили его, женщины — обожали. Неплохо для мягкотелого косого и косолапого коротышки.
— Да. — Роуэн невольно улыбается. — Пожалуй, неплохо.
— В школе, конечно, над ним измывались. Ситуация изменилась к лучшему только в восемнадцать лет, когда в одном борделе его обратила флорентийская вампирша.
Уилл смотрит на бутылку. Потом показывает этикетку Роуэну.
— «Что в нашей жизни лучше опьяненья?» [12] — цитирует Уилл. — Байрону бы Изобель понравилась.
Роуэн не сводит с бутылки глаз и чувствует, как его сопротивление слабеет. Он забывает, почему так важно не поддаться соблазну. В конце концов, он остается вампиром независимо от того, пьет он кровь или нет. И Клара убила человека не потому, что выпила вампирской крови. Скорее уж наоборот. Может быть, если бы она пила кровь других вампиров в умеренных количествах, ничего бы и не случилось.
12
Дж. Г. Байрон, «Дон Жуан»; перевод Т. Гнедич.
Роуэн ловит на себе взгляд Уилла. Дядя — как игрок в покер, собирается выложить лучшие карты.
— Если хочешь полетать, — говорит он, — она тебе поможет. Если в школе есть какая-то особенная девочка, которая тебя интересует, просто попробуй Изобель и увидишь, что будет.
Роуэн думает о Еве. О том, каково было сидеть рядом с ней на скамейке. Если она все равно узнает, что он вампир, почему бы не стать привлекательным и уверенным в себе вампиром?
— Не знаю даже… Я как-то…
— Давай, — уговаривает Уилл, в его голосе — дьявольский соблазн. — Как можно ненавидеть то, чего не знаешь? Возьми ее к себе в комнату, не обязательно пить сейчас.
В этот миг голоса на втором этаже снова становятся громче, слова Питера звучат отчетливо:
— …и что это значит?
И ответ Хелен:
— Ты прекрасно знаешь,
Роуэн протягивает руку и почти без раздумий берет бутылку.
В глазах Уилла сияет гордость.
— В ней весь мир. Он твой.
Роуэн кивает и встает, ему вдруг стало неловко, он занервничал.
— Ладно. Я возьму, и, ну, подумаю об этом.
— Спокойной ночи, Роуэн.
— Ага. Спокойной ночи.
Водоросли и страх
Уилл осушает стакан с последними каплями Изобель и закрывает глаза. Ссора между Питером и Хелен наконец закончилась, и Уилл обращает внимание на то, как стало тихо. Он думает о звуках, свойственных его обычной жизни. Мягкое урчание автострады. Автомобильные гудки и визг пневмодрели в городе. Агрессивный рев гитар. Кокетливый шепот женщин, с которыми он только познакомился, вскоре переходящий в стоны удовольствия и страха. Свист ветра в ушах, когда он летит над морем, ища, куда бы сбросить труп.
Тишина всегда его напрягала. Даже при чтении стихов ему требовался какой-нибудь фоновый звук — музыка, шум машин или монотонный гул голосов в переполненном баре.
Шум — это жизнь.
Тишина — смерть.
Но сейчас, в данный момент, сидеть в тишине не так уж плохо. Она кажется желанным финалом, точкой назначения, тем местом, куда и стремится любой шум.
Тихая жизнь.
Уилл ухмыляется, представляя себя и Хелен где-нибудь на свиноферме.
Потом ветер меняет направление, он снова чует запах чужой крови и вспоминает о живом существе, притаившемся за сараем.
Он встает со стула и уверенно направляется мимо пруда в дальний конец сада. Запах становится все сильнее. Это не барсук и не кошка. Это человек.
Снова хрустит ветка, и Уилл замирает.
Ему не страшно. Но у него такое ощущение, что кто бы ни прятался там, за сараем, это как-то связано с ним.
— Кыш, — тихонько говорит Уилл.
После этого воцаряется гробовая тишина. Неестественная. Тишина напряженных мускулов и затаенного дыхания.
Уилл думает, как поступить. Пойти туда и удовлетворить свое любопытство или вернуться в дом? Этой кислой мужской крови ему не особенно хочется, так что он все же разворачивается и уходит. Но вскоре он слышит, что за ним бегут, потом что-то рассекает воздух. Он резко пригибается и краем глаза замечает топор. Промахнувшись, нападающий чуть не падает по инерции. Уилл хватает его, крепко вцепившись в футболку. Он трясет мужчину, видит его полное отчаяния лицо. Мужчина все еще держит топор в руке, так что Уилл поднимается вместе с ним в воздух, чтобы с плеском бросить его в пруд.
Время запугивать.
Он вытаскивает мужчину из воды, на лице у него водоросли, в глазах — страх. Сверкнув клыками, Уилл задает вопрос:
— Кто ты?
Ответа нет. Зато из дома доносится какой-то шорох, слышный только Уиллу. Он оборачивается и видит, что в комнате Питера и Хелен зажегся свет. К тому моменту, как Питер высовывается из окна, он успевает снова окунуть незнакомца в воду.
— Уилл? Что ты там делаешь?
— Суши захотелось. Чтобы еда извивалась, когда ее кусаешь.