Семя скошенных трав
Шрифт:
— Не будь так строга, дорогая, — сказал Саид. — У него ведь особо и не было выбора.
— У всех есть выбор, — возразила госпожа Лю.
— Я собираюсь забрать его с домочадцами на Океан Второй, если всё пройдёт хорошо, — сказал Кранц. — Предки называли это «искупить ударным трудом». В его полномочиях я могу не сомневаться?
— Нет, — госпожа Лю прислушалась к шуму воды, но он, наверное, ещё не дошёл до верной кондиции. — Предполагаю, что Ши Чанг пока не может без него обойтись: он рассчитывает очень увеличить масштабы своего бизнеса, ему хочется технологий, позволяющих конвейерное производство, а не
— А то, что он посещал тебя? — спросил Саид. — Это не насторожит Чанга?
Госпожа Лю улыбнулась, как императрица:
— Маленький Саид, Ши Чанг сам отправил Си ко мне! Он предполагает, что у меня есть связи среди штатовских военных, и уверен, что я подторговываю бельками из-под полы.
Саид присвистнул.
— Целую ваши прекрасные руки, Куанг! — восхищённо сказал Кранц. — Вы профессионал. Так, значит, мы даём нашему другу Си проспаться…
— Моя Дэйю проведёт детоксикацию, — вставила госпожа Лю. — Чтобы наш друг Си мог соображать по-настоящему хорошо…
— Именно, — кивнул Саид, — и можно будет спланировать операцию спокойно, чтобы не было никаких сбоев.
— А чему за это время научились дети? — спросила госпожа Лю, впервые поглядев на нас с Верой.
Она застала меня врасплох — и я выпалил:
— Как говорили спецагенты русской контрразведки в девятнадцатом веке, «отбросов нет, есть кадры»!
Все рассмеялись, даже Вера, но я уже взял себя в руки.
— Вениамин Семёнович, — сказал я, — у меня есть основания считать, что мы с Верой будем участвовать в операции. Так?
У Веры вспыхнули щёки, и она быстро взглянула на меня, чуть нахмурившись: «С ума сошёл? Нас сейчас выгонят!» — но тут уж я был уверен в выводах. Наши старшие их подтвердили.
— Юный соловей быстро учится петь, — улыбнулась госпожа Лю.
— Молодец, — сказал Кранц. — О вашей задаче я расскажу вам завтра. Надеюсь, вы усвоили тон, в котором будет происходить общение с господином Си Ливэем? Тебе, возможно, придётся общаться с ним плотно. Вера, если ей тяжело говорить, сможет просто молчать и снимать. Вас будет прикрывать кто-то из нас, но идти на закрытую базу ни я, ни Саид, скорее всего, не сможем.
— Из-за биоформа? — спросил я.
— Из-за биоформа. Я вами доволен.
Девы-проводники госпожи Лю проводили нас на грузовик. Только на борту мы с Верой осмелились перекинуться парой слов.
— У меня сердце каждую минуту останавливалось на полчаса! — радостно сообщила мне она. — Мы сделаем такую информационную бомбу! Юлька, это будет главный фильм в моей жизни! Знаешь, я так рада! Так благодарна Вениамину Семёновичу!
Я сгрёб её в охапку.
— А я — нет, — сказал я. — Потому что это очень опасно.
— Ну и что! — выпалила Вера, чуть не удушив меня в объятиях. — Это — настоящее, очень настоящее. Как наши предки, когда концлагеря…
Я приложил палец к её губам.
— Верка-Верочка, — сказал я, — пожалуйста, временно оставь в покое предков. Сейчас — наша с тобой война. Дождёмся инструкций.
Но её окрыляла возможность исправить хоть что-то, фатально испорченное пропагандой ВИД-ФЕДа. Я не мог совсем за неё не радоваться — но с гораздо большим душевным покоем пошёл бы туда один.
Я проклял
21. Вера
Вот где мне пригодилось знание китайского языка!
Теперь я носила ципао бирюзового цвета, в белых облаках и розовых цветах сливы; я подумала, что ещё бы и вышитые туфельки — но на мои европейские ступни не налезли бы традиционные лотосовые туфельки китаянок, повезло, что пытка бинтованием осталась в ужасном прошлом. Так что туфли полагались простые — обычные голубые туфельки без украшений, странной формы, правда, и каким-то чудом делавшие мои европейские ноги визуально поменьше.
Но ципао село, как влитое. И девушки мадам Куанг уложили мне волосы, заколов длинной шпилькой. Мы вместе с Юлькой долго учились пользоваться этой шпилькой — удивительная и очень технологичная штучка: именно ею теперь крепилась видеокамера в виде небольшого драгоценного камня в белом резном цветочке, а в самой шпильке находились аккумулятор и передатчик. Для страховки.
Управлялась эта камера совершенно фантастическим образом: без всяких приспособлений для дополненной реальности я видела шкалу настроек, без всяких дополнительных устройств, движением глаз, я эти настройки меняла. При совершенно запредельном качестве и звука, и изображения.
Я думала, что это шедийская вещица, но когда спросила мадам Куанг, она только улыбнулась. Выразительно — у меня сразу отпали вопросы.
Я должна была сойти на Землю в Гонконге официально и ужасно трусила: для любой страны это выглядело вполне преступно. Но старым зубрам — хоть Кранцу, хоть мадам Куанг — похоже, было глубоко плевать. Цель оправдывала средства с лихвой.
Но всё равно было страшно, несмотря на все предосторожности — а предосторожностей они организовали предостаточно. Моё лицо чем-то обработали. Видимо, тут тоже использовались иномирные технологии — но тут уже даже мне было понятно, что не шедийские. Вряд ли прямодушные шедми вообще способны на такой изощрённый маскарад, думала я — а вот интересно, кто способен… Мне пообещали удивительные перемены, посадили в кресло, как у стоматолога, на голову надвинули какой-то прозрачный колпак, мои глаза сами собой закрылись, а веки словно склеились — и под веками было как-то неловко, будто вода попала в глаза. Потом минут семь я чувствовала кожей лица то холод, как от замороженных стеклянных шариков, то давление, как от массажа неживыми пальцами. С руками тоже что-то делали, но я не могла разобрать ничего, кроме электрического покалывания в кончиках пальцев. А потом я открыла глаза и увидела в подставленном зеркале чужое лицо.
Хорошенькую, бледненькую, с широкими, по последней моде, глазами, китаянку. Я ощупывала чужой носик-кнопочку, пухлые губки, слишком тонкие брови… Пустенькое было личико, глупенькое, как со стоковой фотки — и как-то тяжело слушалось, плохо двигалось, как щека после наркоза у того же стоматолога.
И в глазах чуть-чуть щипало, их хотелось тереть кулаками — но видела я, как будто, даже лучше, чем раньше. Чётче.
Мадам Куанг посмотрела — и кивнула.
— Очень хорошо, Ксин, — сказала она, улыбаясь. — Веры не существует на три дня.