Семья Тибо, том 1
Шрифт:
Слишком поздно. За подозрительными шторами гаснут огни. Улицы пустеют. Один на один со своим демоном. Созревший для любого падения. Слишком поздно. Бессильный, иссушенный чисто головным желанием.
Ночь подходит к концу. Запоздалая чистота тишины, благоговейное одиночество рассвета. Слишком поздно.
Разбитый, неудовлетворенный, униженный, с чувством отвращения плетется он к себе, бросается на кровать. Без угрызений. Обманут всеми. И когда встает мертвенная заря, он все еще ощущает во рту горечь оттого, что не посмел.
Почему эта страница так мучительно отозвалась в душе Антуана? Он не сомневался, что младший брат пережил многое,
Он торопливо листает страницы. Читать все подряд он не в состоянии, и он лишь приблизительно догадывается о ходе событий.
Вилла Пауэллов на берегу залива, неподалеку от палаццо Сереньо. Во время каникул Джузеппе и Сибилла живут по соседству. Ездят верхом, вечерами катаются на лодке.
На виллу Лунадоро Джузеппе приходил каждый день. Ни разу Сибилла не отказала ему во встрече. Загадка Сибиллы. Безрадостно кружит Джузеппе вокруг этой загадки.
Любовь Джузеппе только загромождает ход повествования, Антуана это злит.
Приходится, однако, проглядеть хотя бы частично довольно-таки длинную сцену, служащую продолжением рассказа о разрыве, вернее, видимости разрыва между молодыми людьми.
Шесть часов вечера. Приходит Джузеппе. Сибилла. В саду, опьяненном ароматами, бродит, как вино, скопившееся за день солнце. Джузеппе, словно сказочный принц, идет между двух огненных стен по аллее цветущих гранатовых деревьев, зажженных закатом. Сибилла. Сибилла. Никого. Окна закрыты, шторы спущены. Он останавливается. Вокруг, почти сводя его с ума, ласточки рассекают воздух свистящими полосами. Никого. Быть может, в беседке за домом? Он еле сдерживается, чтобы не побежать.
За углом виллы звуки рояля, как порыв ветра в лицо. Сибилла. Дверь в гостиную открыта. Что она играет? Раздирающие вздохи, жалобные вопросы, взлетающие над вечерней усладой. Почти человеческая интонация, четко выговоренная и, однако, неуловимая фраза, и никогда не перевести ее на язык людей. Он слушает, подходит ближе, заносит ногу на ступеньку крыльца. Сибилла ничего не слышит. Лицо ее бесстыдно распахнуто. Биение век, напрягшиеся губы, вся — признание. Душа под этой маской, душа и любовь — они сами эта маска. Прозрачное одиночество, вырванная тайна, насилие, беглое объятие. Она играет. Завиток звуков спиралью свивается в это очарованное мгновение. Рыдание, тут же подавленное, скорбь, облегчившая себя, она взлетает и парит в воздухе, пока чудом не растворится в тишине, — так воздух поглощает скользящий полет птицы.
Сибилла отрывает от клавиш руки. Рояль вибрирует, — если положить на его крышку ладонь, услышишь трепет живого сердца. Она думает, что одна. Поворачивает голову. Медлительность, еще неведомое ему изящество. Вдруг…
Литература, литература! Весь этот отрывок, написанный короткими резкими мазками, раздражает.
Неужели Жак действительно был влюблен в Женни?
Воображение Антуана опережает ход рассказа. Он возвращается к новелле.
Наконец имя Умберто опять приковывает его взгляд. Короткая сцена в палаццо Сереньо как-то вечером, когда советник вместе со старшим сыном неожиданно нагрянули к обеду.
Огромная столовая. Три сводчатых окна, розовое небо, где дымится Везувий. Стены искусственного мрамора, зеленые пилястры поддерживают потолок, которому художник придал глубину свода.
Молитва перед трапезой. Толстые губы советника шевелятся. Размах крестного знамения ширится, заполняет всю столовую. Умберто
И дальше:
В присутствии отца даже имени Пауэллов не произносили никогда. Он наотрез отказался познакомиться с Уильямом. Чужак. Художник. Несчастная Италия, перекресток, добыча праздношатающихся. В прошлом году отрубил: "Запрещаю тебе видеться с этими еретиками".
Подозревает ли он, что его запрет нарушается?
Антуан нетерпеливо переворачивает несколько страниц. А вот и снова о старшем брате:
Умберто сообщает безобидные новости. Снова смыкается круг молчания. Прекрасный лоб Умберто. Взгляд задумчивый и гордый. Разумеется, где-нибудь в другом месте он и пылок и молод. Учение он кончил. Будущий лауреат. Джузеппе любит своего брата. Не как брата. Как дядю, который мог бы стать ему другом. Живи они вдвоем бок о бок, возможно, Джузеппе нарушил бы обет молчания. Их встречи с глазу на глаз редки и заранее отрепетированы. С Умберто трудно пускаться в интимности.
"Что правда, то правда, — думает Антуан, вспоминая лето 1910 года. Это из-за Рашели, это моя вина".
Замечтавшись, он кладет книгу, устало откидывает голову на спинку диванчика. Он разочарован: эта литературная болтовня ни к чему, в сущности, не ведет, ни на йоту не раскрывает тайну бегства.
Оркестр наигрывает рефрен из венской оперетты, его тихонько мурлычут все губы, и то там, то здесь кто-то невидимый подсвистывает мотиву. Мирная парочка по-прежнему сидит неподвижно; девица уже допила свое молоко, она курит, ей скучно, время от времени она кладет обнаженную руку на плечо кавалера, развернувшего номер "Друа-де-л'Ом", теребит ему мочку уха рассеянно, но ласковым жестом и зевает, как кошечка.
"Женщин мало, — отмечает про себя Антуан, — зато все свеженькие… Но явно оттеснены на задний план… Просто участницы любовных утех".
Между двумя столиками, занятыми студентами, вспыхивает спор; имена Пеги [152] , Жореса взрываются, как петарды.
Молодой еврей с выбритым до синевы подбородкам усаживается между читателем "Друа-де-л'Ом" и кошечкой, которой теперь уже не скучно.
Сделав над собой усилие, Антуан снова берется за чтение. Он забыл, где остановился. Листая журнал, он случайно обнаруживает заключительные строки "Сестренки":
152
Пеги Шарль (1873–1914) — французский поэт-католик, в 1900-е годы близкий к социалистическим кругам. Погиб на фронте первой мировой войны. В его журнале "Двухнедельные тетради" печатались Жорес, Анатоль Франс, Ромен Роллан и другие.
…Здесь жизнь, любовь невозможны. Прощайте.
…Магнит неведомого, магнит нового, неизведанного завтра, хмель. Забыть, начать все сызнова.
Первым поездом в Рим. Из Рима первым поездом в Геную. Из Генуи первым пароходом.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Этого вполне достаточно, чтобы разом пробудить интерес Антуана. Терпение, терпение, тайна Жака здесь, она скрыта между этими строками! Надо добраться до конца, читать спокойно страницу за страницей.
Он возвращается к началу, подпирает лоб руками, сосредоточивается.