Семья вампиров
Шрифт:
Прошла неделя, и разразилась новая беда.
У одной вдовы крестьянки была дочь восемнадцати лет. Красавица, хохотунья, кумир всех деревенских женихов. Домик их был окружен садом, одна сторона которого выходила на большую дорогу. Мать послала девушку и молодую работницу собирать в саду крыжовник, чем обе и занимались, когда со стороны дороги подошел пожилой, высокий господин и попросил у них глоток воды. Просьбу свою он сопровождал серебряной монетой в руку служанки.
Ничего не подозревая, та бросилась в ледник
Служанка подняла страшный крик. Сбежались соседи, мать, работники, а когда приподняли новую жертву, то на песке дорожки осталось темное кровавое пятно.
С большими усилиями девушку привели в чувство, но она была так слаба, что доктор запретил всякие расспросы.
О появлении незнакомца и его исчезновении сообщила, заикаясь и путая, испуганная служанка. Главное, на чем она крепко стояла, это, что при ее возвращении с ледника на дороге никого не было, а дорога на Будапешт в обе стороны прямая и открытая.
— Когда я подходила, мне было видно всю дорогу, и я подумала, что «он» вошел в сад, — твердила она.
Обыскали дом и сад. И не нашли никого и ничего. Все-таки рассказу служанки пришлось поверить: на заборе на солнышке нежился большой черный кот, и, пройди здесь чужой человек, кот, конечно, неминуемо бы убежал.
Известие о новом несчастье дошло до замка и стало известно моей матери. Она заволновалась и послала нашего старика доктора на помощь молодому деревенскому врачу. Целую ночь провели доктора у постели больной, и к утру она начала говорить. Но рассказ ее был так фантастичен, что его приписали бреду.
Она бормотала, что черный господин прыгнул на забор, а потом в сад, запрокинул ей голову руками и впился в шею, но это уже был не господин, а большая черная кошка… все это она говорила бессвязно и со стонами, все время боязливо озираясь по сторонам.
Молодой врач эти фантастические рассказы объяснил нервностью, галлюцинациями, а слабость — малокровием.
Наш старый эскулап молчал у постели больной.
— Не могу же я допустить у молодой деревенской красотки дворянские нервы и малокровие! — признался он отцу.
Больше всего его занимали ранки на шее.
— Несомненно, это укус! — бормотал он. — Но чей?
Опять прошло несколько дней. Девушка оправилась, но была слаба и бледна. На расспросы матери о состоянии больной доктор отвечал:
— Должен признаться, правда, что у нее малокровие и в сильной степени. Ей нужно хорошее питание, молоко, вино, — добавлял он.
Мать распорядилась все это послать в дом вдовы.
Наконец беда разразилась и над нашим замком. Умерла одна из служанок, веселая хохотунья Марианна, та самая, которую Петро пугал американцем.
Накануне она, по обыкновению, работала за троих и шутила, хохотала при каждом удобном
На кровати лежала Марианна, поза и лицо ее были совершенно спокойны, никакого беспорядка в комнате также не было, и только ветер, врываясь в открытое окно, путал волосы покойницы. В первую минуту думали, что она спит, но потом убедились, что она несомненно была мертва, и даже начала уже остывать. На шее зловеще алело пятно ранки с белыми, как бы обсосанными краями.
Весть об этой смерти поразила всех, как громом. Жуткое, незнакомое чудовище вошло в наш дом!.. На женщин напала паника, мужчины угрюмо молчали. Покойницу обрядили и положили в притворе капеллы. В этот притвор-прихожую был ход не только из зала замка, но и со двора. Старее слуги замка взялись по очереди читать положенные молитвы. Ночь от 12 часов до утра досталась конюху. И он уверял, что покойница не иначе как самоубийца, так как ее душа всю ночь билась за окном, скреблась, выла и мяукала. Одни верили, другие смеялись, потому что в кармане рассказчика нашли пустой штоф из-под водки.
Наутро Марианну похоронили. Колокол капеллы печально вторил колоколу на деревенской церкви.
Родители и мы, дети, проводили гроб до ворот замка, большинство же дворни отправилось на деревенское кладбище.
Ни на прощании, ни на похоронах не было американца, а когда приходили мимо его сторожки, ставни и дверь ее были плотно заперты.
— А старик-то боится смерти, — заметил отец.
Вскоре умерла девочка лет трех, круглая сиротка, жившая в замке среди дворни из милости. Ее нашли на краю обрыва между камнями. Плакать по ней было некому, и ее живо похоронили.
Но так как труп нашли недалеко от площадки, где моя мать проводила время после обеда, то отец вздумал переменить место ее отдыха хотя бы на несколько дней.
Он выбрал большой балкон, с которого был прекрасный вид на долину и на заходящее солнце.
Балкон примыкал к парадным, вернее, к нежилым комнатам замка, и находился на втором этаже. Комнаты эти служили прежним владельцам для шумных пиров, при отце они совсем не открывались, но сохраняли всю свою богатую и старинную обстановку.
Балкон очистили и убрали цветущими растениями, коврами и легкой мебелью.
Несколько прекрасных дней мы провели на нем. Но из-за глупой случайности опять все пошло вверх дном.
Как-то раз, кончив беседу, мать встала, чтобы под руку с отцом идти вниз в свои комнаты. Мы и гости двинулись следом. Лакей распахнул дверь.
Мать сделала два или три шага по зале, вдруг страшно, дико вскрикнула и, протягивая руки в соседний зал, проговорила:
— Он смотрит, смотрит… это смерть моя! — и упала в обморок на руки отца.