Семья вампиров
Шрифт:
В ногах кушетки прекрасная плюшевая дамская накидка ярко-пунцового цвета и несколько засохших розанов.
После того, как доктор прочел просьбу умершей: «Помолитесь о несчастной!» — смех и разговоры смолкли, все сдерживались, точно труп был тут же в комнате. Этому чувству способствовала никем не нарушенная обстановка помещения. Даже стакан и графин с открытой пробкой свидетельствовали, что комнату оставили неожиданно. Видимо, какое-то большое несчастье выгнало ее обитателей, и назад никто уже не вернулся.
Такое предположение было еще
Было тихо, свечи тускло горели, а белые кружевные занавесы на окнах, выглядывая из-под тяжелых шелковых портьер, казались крыльями улетевших ангелов.
— Черт, возьми, Гарри, да это точь-в-точь декорация из «Спящей красавицы». Вот только где она сама, чтобы ты мог разбудить ее поцелуем, — не выдержал наконец Райт.
Очарование было снято: мужчины зашумели, заговорили; посыпались догадки, предположения.
Управляющий, подойдя к последнему окну и раздвинув портьеры, увидел, что это дверь. Она оказалась запертой, но ключ торчал в замке.
С неприятным скрипом, точно со стоном, замок поддался, и дверь открылась. Ночной свежий воздух ворвался в комнату. Свечи замигали, занавески и сухой букет задвигались, точно дух усопшей ворвался в комнату, озлобленный нарушением покоя.
— Так я и думал, эта комната примыкает к большой дамской спальне, — заявил Смит. — Отсюда это нетрудно определить: эта сторона дома выходит к замковой горе и вида на озеро отсюда нет, а за углом будет большой балкон.
Гарри убедился, что Смит прав. Правда, балкон, на который он сейчас вышел, был крошечный, точно гнездо ласточки.
Тотчас же нашли и дверь, ведущую в спальню; ее не заметили сразу только потому, что она представляла собой художественное произведение и могла быть принята за картину. Дверь не была заперта, но тем не менее открыть ее не могли.
— Да это потому, что с той стороны стоит тяжелый шифоньер, тот самый, в котором мы видели столько вещей. Недаром мне показалось, что он стоит как-то не на своем месте: занимает лучший простенок, тогда как его место скорее в углу, — сказал Гарри. — Завтра это разберем, а теперь ужинать. Все эти открытия прибавили мне аппетита.
Все повиновались хозяину и пошли обратно. Возвращаться пришлось через сад.
7
После усталости охотничьего дня и новых впечатлений от осмотра старинных комнат компания весело и охотно принялась за роскошный ужин и дорогие вина.
Вначале все были заняты закусками, заливными, паштетами и т. д. и, только утолив голод, а тем более жажду, начали разговаривать. Против обычая, об охоте не было и речи, а весь разговор вертелся около таинственных комнат и их обитателей. Слышались разные мнения: одни предполагали, что обитательница комнат умерла, вернее, погибла внезапно; другие, что она была похищена,
Также мужчин очень занимал вопрос, почему в таком специфическом здании, как Охотничий домик, оказались жилые покои, да еще прекрасной молодой женщины. В том, что она была молода и прекрасна, как-то никто не сомневался. Это казалось очевидным!
— Эта дама была родом из чужой земли, — вмешался староста.
— А вы откуда это знаете? Кто вам сказал?
— Моя бабушка говорила, что заморская красавица умерла от тоски по родине. Что она была очень красива, но не нашей веры и умерла без покаяния, оттого ее душа и бродит по дому, не зная покоя, и просит от людей молитв своему Богу.
— Но отчего она жила здесь, а не в городе или не в замке?
— Этого бабушка не говорила.
— Карл Иванович, быть может, вы сможете что-либо сказать на этот счет. Вы разбирали сегодня церковный архив?
Оба управляющих и Карл Иванович сидели на дальнем конце стола и не вмешивались в разговоры почетных гостей.
— Нет, мистер Гарри, ризница еще закрыта, и только завтра я получу от нее ключ.
— Это верно, — подтвердил и староста.
— Вот, если вам угодно, я приготовил к чтению письма, — предложил Карл Иванович.
— Да, да, пожалуйста! — вскричала молодежь.
— Вина и сигар, — распорядился лакеям хозяин.
Когда приказание было исполнено, слушатели разместились Поудобнее и закурили. Карл Иванович начал.
Письмо восьмое.
«Извини, Альф, что после последнего письма я сделал такой большой перерыв. Все эти дни я был сильно занят, так как искал подарок, достойный моей милой невесты. Ты, конечно, думаешь, что это нетрудно сделать в таком городе, как Венеция. Да, найти достойную оправу для такого бриллианта, как Рита, трудно, но, возможно, я нашел.
Один старый еврей, торговец старинными вещами, предложил мне шкатулку, по его словам, принадлежавшую какой-то римской императрице. Он клянется мне богом Адонаем в верности своих слов. Это, понятно, не важно, но вещь и правда из ряда вон выходящая…
Уже сама шкатулка — чудо искусства. Ее перламутровые цветы и золотые птицы напоминают что-то сказочное. Наружного замка нет, а внутренние застежки делают честь своему изобретателю.
На крышке с левой стороны есть птица, готовая схватить яблоко. Нужно вдвинуть это яблоко ей в клюв, и застежки откроются.
В шкатулке несколько отделений, и все они заполнены дамскими украшениями. Почти все великолепной старинной работы, но главную красоту представляет большой черепаховый гребень, украшенный золотом и желтым жемчугом. Как бы он был красив в черных кудрях Риты.
Хороша была также булавка из родового сердолика с острым золотым концом, но что рассказывать! Купить этого сокровища я не смог… Средства, посылаемые мне из дома, казались мне вполне достаточными для одинокого студента, а теперь я чувствую всю их мизерность.