Семья вампиров
Шрифт:
Почему, например, умершую Франческу нашли у кровати Риты на полу, при этом волосы ее и весь ночной туалет были в полном беспорядке, точно она выдержала перед смертью какую-то страшно тяжелую борьбу? На лице и груди ее виднелись ссадины и синяки. Можно подумать, что кто-то нечеловечески сильный раздавил или задушил ее, как муху. Заметил ты, что в ее мертвых, широко открытых глазах застыл ужас, а губы были сжаты с какой-то страшной решимостью. С нее можно бы написать мученицу первых веков христианства или портрет человека,
Если она погибла в борьбе, то с кем и за кого? Эту тайну она унесла с собой в могилу.
Я забыл попросить тебя не расспрашивать Риту об этой ужасной ночи. Ясно, она пережила что-то страшное, но не хочет или не может сказать.
При малейшем намеке она бледнеет и трясется.
Представь, если бы Франческа была больна и в припадке билась у ее постели. Тут и более крепкий человек, чем Рита, мог бы упасть в обморок.
Да я, кажется, никогда в жизни не забуду того ужасного крика, когда она очнулась и увидела труп подруги у своих ног.
Старик убежден, несмотря на то, что в окрестностях пока все спокойно, что смерть Франчески — дело рук вампира.
Он убил ее, буквально просто убил, а не засосал против обыкновения. И сделал он это за то, что она помешала ему наслаждаться кровью, а быть может, и любовью Риты.
По мнению моего старика, бедная девушка погибла, защищая свою подругу.
Конечно, Рита многое могла бы тут прояснить, но я еще раз убедительно прошу тебя не расспрашивать ее. Пусть она сначала успокоится. А твое личное мнение я бы очень и очень хотел знать.
Распорядись, голубчик, поставить кушетку посредине комнаты, около столик или этажерку для цветов и книг. Букет роз я уже распорядился доставлять к вам каждое утро.
Любимая канарейка Риты также прибудет в лесной дом, и я боюсь, что эта певунья обеспокоит тебя больше, чем моя бедная, бледная голубка. Она стала такая молчаливая и печальная. О свадьбе я не смею и заикнуться. И скучно же мне будет одному!
Утешусь тем, что большую часть дня буду проводить у вас.
Сегодня свежо. Распорядись протопить печи и даже камин. До завтра.
Д.»
— А вот и еще, — протянул Карл Иванович другой листок.
«Конечно, — снова читал Джеймс, — я далек от мысли считать свою беседу такой же интересной, как твоя. Ты ведь великий ученый! А все же, говоря правду, мне неприятно видеть, что Рита, моя невеста, отдает тебе такое предпочтение. Как-никак, а мое положение становится смешным.
Пока Рита жила в лесном доме, мне ваши отношения в глаза не бросались, все было как-то естественно. Не замечал, что ли, я их… или их правда не было. После своей летаргии или обморока, как хочешь назови, Рита страшно переменилась.
У нее каждый день новые капризы: три или четыре часа во время заката солнца она сидит одна, да притом еще тщательно запирается.
Обедать и завтракать со всеми
Несмотря на все эти аномалии, Рита заметно поправилась: бледность и вялость исчезли, она также свежа и розова, как розы на ее груди.
Даже смерть одного за другим обоих итальянских лакеев, которых сама же она привезла из Венеции, не произвела на нее никакого впечатления. И в том и в другом случае она только пожала плечами и отказалась сопровождать гробы на кладбище.
Ожидая тебя или собираясь в лесной дом, она еще больше оживляется, глаза ее сияют.
Со мной она холодно-вежлива, несмотря на то что я исполняю все ее желания. Даже исполнил такое безрассудство, как оставил гроб посредине капеллы. Она к нему питает какую-то болезненную нежность и навещает его по нескольку раз в день.
Когда она очнулась после летаргии и я сообщил ей, что мы считали ее умершей, заперли ее кабинет-салон и решили никогда туда не входить… и что в горе мы забыли взять оттуда канарейку. Так что теперь, когда все кончилось так хорошо, надо поспешить спасти птичку.
Она холодно отвечала:
— К чему это? Оставь все как есть.
Вообще я перестал ее понимать. Да и будь на твоем месте другой мужчина, дело много бы обострилось и не ручаюсь, чем бы кончилось. Тебе же я верю и думаю…»
— Конца нет, — сказал Карл Иванович, видя, что Джеймс вертит листок в разные стороны.
Затем Джеймс взял первый попавшийся листок и прочел:
«Мне несказанно жаль, но я никак не могу быть сегодня у вас, мои милые. Альф, прошу тебя, понаблюдай, чтобы хорошо натопили комнаты Риты и чтобы она сама не снимала теплой шали.
Она такая бледная и слабая, что у меня сердце обливается кровью.
Вчера я даже не решился попросить ее спеть.
На все мои вопросы твердит одно, что здорова, а «только очень холодно у вас в горах». Доктора по-прежнему не хочет видеть.
Вот счастливая неожиданность, только что хотел отправить эту записку, как получил посылку из Парижа: прекрасную, теплую накидку.
Закутай в нее Риту… Нет, право, хоть поздно, а на четверть часика я все же приеду, мне кажется, что красный плюш выгодно оттенит ее черные волосы и оживит бдедное лицо. Кланяюсь.
Д.»
Прочитав письма, Джеймс обратился к Карлу Ивановичу и спросил:
— А что вы сами думаете об этих письмах?
— Мне кажется, мистер, что вы ошиблись, предполагая, что граф Дракула выехал из замка. Скорее можно предположить, что друг его Альф приехал на жительство в лесной дом и почему-то туда же вскоре переселилась и невеста хозяина, Рита.