Семья вампиров
Шрифт:
Между тем в замке все еще; царил переполох. Последние гости и большинство слуг спешно укладывали свои вещи, торопясь до ночи выехать из замка.
Смит кричал и ругался на всех европейских языках, но ничего не помогало. Заставить слуг привести покойников в порядок стоило ему немало труда.
Гарри заперся в своем кабинете и даже не вышел попрощаться с гостями.
16
Настал вечер. Джеймс после крепкого сна совершенно оправился и попросил позвать к себе Карла Ивановича.
— Ну что, прочли? —
— Да, мистер Джеймс, и это настолько печальная история, что трудно было не заплакать. Несчастная, несчастная мадемуазель Рита. — И Карл Иванович грустно опустил голову. — Она погибла от укуса вампира, знала, отчего погибает, и не смела никому рассказать. В этом состоял весь ужас ее положения.
— Не жалейте о ней, Карл Иванович, она не погибла, а живехонька, теперь она и сама стала вампиркой. Это она погубила Жоржа К. Теперь мне ясно, почему лицо голубой красавицы на балу и вчерашней танцорки показалось мне знакомым. Я видел эти черты в портретной семейной галерее графов Дракула. Это портрет молодой невесты-итальянки в белом атласном платье с воротником фасона Медичи. Этот-то воротник и сбил меня с толку, он-то и придал другое выражение лицу красавицы. Теперь же я убежден, что это она, повторяю, она виновница смерти Жоржа, — горячо проговорил Джеймс.
— Вы ошибаетесь, мистер Джеймс, мадемуазель Рита не могла никого убить. Это такое милое, доброе существо… Да вот извольте, прочтите ее записки, они не длинные, — предложил Карл Иванович.
— Хорошо. Читайте.
Дневник Риты
«До сих пор жизнь моя была не жизнью, а чудной сказкой, — начал Карл Иванович. — Я как Золушка нашла своего принца. Но только мой Карло красивее, добрее, богаче и лучше всех принцев мира.
Его замок, ставший теперь и моим, стоит на высокой горе, кругом сад, а в нем море цветов, и мои милые, алые розы! Чудные, роскошные… я их люблю и теперь, несмотря на то что украшений у меня предостаточно, но я предпочитаю им по-прежнему — одни розы.
А все это Карло. Он, кажется, хочет скупить весь мир для меня! Милый, дорогой Карло, я люблю тебя не за подарки, а за тебя самого. Какое счастье прислониться головой к его груди.
Вот и тогда вечером он долго стоял у моего окна, и мы вместе смотрели на луну. Мне и в голову не приходило, что это последний раз, что уже потом будет все не то. Что же случилось? Что? Я и сама не знаю. Но я не та-, и все не то.
Ночью из открытого окна вдруг потянуло холодом, Лючия и Франческа уверяли, что ночь была жаркая, но это не так, из окна несло леденящим, каким-то мертвенным холодом. И я укуталась в шаль и закрыла глаза.
Неожиданно мне почувствовалось, что я не одна в комнате, но в то же время я не могла открыть глаз.
Кто-то приближался ко мне, неужели вернулся Карло, подумалось мне… И вот, как ни странно, сквозь закрытые веки я увидела, как от окна к кровати подошел господин. Это был не Карло, а совсем незнакомый мужчина, высокого роста, худой, в черном бархате. Глаза его горели, а тонкие, злые губы были крепко сжаты. Он был страшно, пугающе бледен. В нем
Чем пристальнее смотрел он на меня, тем мне становилось страшнее и холоднее. Я слышала, но не ушами, а сердцем его слова: «Ты моя избранница, я люблю тебя». От страха я потеряла сознание…
От солнечного луча я проснулась. Все тихо, в комнате никого не было.
Что за странный сон? — подумалось мне. Ощущение холода осталось и после пробуждения, шею неприятно саднило от двух маленьких ранок. Я недоумевала, как я могла настолько сильно себя уколоть? Правда, сердоликовая булавка очень острая…
За кофе я хотела рассказать Карло свой сон. Но прежде чем открыла рот, я ясно услышала: «Не смей!» Я растерялась, а тут Карло начал приставать ко мне с расспросами, почему я такая бледная, а Кормилица стала жаловаться ему, что я стону по ночам.
Тут, конечно, на меня напустились с расспросами и советами, а когда я сказала про ранки на шее, то Карло побледнел как полотно.
Отчего это? Разве они опасны?
Он и другие думают, что я простудилась, когда осматривали склеп.
Правда, там было довольно сыро, а моя вина в том, что я прислонилась к каменному гробу и из камня холод точно вошел в меня и охватил всю.
Я поняла, что как-то принадлежу ему.
И вот с той несчастной ночи я утратила свой покой и счастье.
Днем я начала зябнуть, а при наступлении ночи, особенно когда светит луна, во мне просыпается страстное желание. Кого, что? Первое время я даже не давала себе в этом отчета, а теперь я знаю, знаю, я жду «его». Того самого, страшного, черного, чужого мужчину. Он требует, чтобы я ждала его, ему тогда легче приходить, и я жду и зову.
Кто он, не знаю, боюсь его, ненавижу… и жду. Он входит как властелин, обнимает, ласкает меня, шепчет: «Твоя любовь вернула мне молодость и жизнь»… И правда, он помолодел на вид: розовый, губы красные, но… стало еще противнее.
Все вокруг колышется, и я каждый раз замираю, и чем кончаются наши ласки и как он уходит — я не знаю. Вероятно, у меня какая-нибудь болезнь. Карло хотел познать доктора, но я не смею: «он» рассердится.
Ранки у меня на шее не только не заживают, а становятся шире и выглядят неприятно. Приходится закрывать их бантами и кружевами.
Сейчас новолуние, ночи темные, и «он» вот уже несколько дней не был у меня.
Я точно начинаю приходить в себя после обморока: не могу еще хорошо отличить, что было в действительности и что только казалось мне.
Одно сознаю ясно: мне грозит опасность или от него, если он существует, или от сумасшествия, если его нет в природе.
Надо сказать Карло, а он, как назло, уехал в город на один день и не едет. Что-то его там задержало.
Я становлюсь все спокойнее, ранки мои подживают быстро.
Надо скорее, скорее принимать меры, а Карло все нет и нет!
Сегодня я прямо счастлива, нашла свой молитвенник, мою милую, черненькую книжечку, а то он затерялся, и без него все молитвы как-то выскочили у меня из памяти.