Семья волшебников. Том 2
Шрифт:
Получив от все еще настороженной волшебницы орехового печенья и пару апельсинов, гоблины побежали дальше, по пути совещаясь, оставлять ли в своих рядах Веронику. Она, конечно, старается, но ее присутствие вызывает у людей ненужные подозрения.
Но Вероника очень хотела колядовать, так что ей позволили остаться. Просто предупредили, чтоб если что, сразу говорила, что ее не крали, она сама пошла.
В следующем флигеле урожай оказался богатый. Кольцо колбасы, кусок сыра и связка баноцитрусов. Здесь остановился третий внук бабушки Рокуалли, он хорошенечко
— Давайте еще! — хлопал он в ладоши. — Молодцы! Что еще покажете за… вот, за эту копченую индейку?
— А, фокусы! — предложила Клецка. — Вероника, сделай штуку!
— Обикталь! — шлепнула ладошкой по деревянной фигурке свейнара Вероника.
Добродневный гномик в черно-белом балахоне сразу заморгал, издал скрипучий звук и заверещал, бегая вокруг гоблинов.
— Он чо-та шумный! — зажала уши Клецка. — Расколдуй его обратно!
— Характер такой, — объяснила Вероника. — Отнимать жизнь нельзя.
Деревянный свейнар умчался куда-то в кусты, а дядя Рокуалли проводил его стоическим пьяным взглядом, отхлебнул из маленькой бутылочки, отдал гоблинятам обещанную индейку и скрылся в доме.
— Не шалите, — подавил он отрыжку.
Веронике ужасно понравилось колядовать. Она сегодня участвовала первый раз в жизни, но решила, что теперь будет каждый год. Вообще-то, Клецка звала Астрид, но та куда-то усвистала с Копченым и еще этим предателем Зубрилой, который знает уйму жалобных песенок и срамных частушек, но колядовать не хочет, потому что он для этого слишком взрослый, важный и очкастый.
Зато Вероника сразу удрала с гоблинами, пока мама с папой не заметили.
И она радовалась и веселилась, перебегая от усадьбы к усадьбе, от крыльца к крыльцу, распевая песенки и собирая добродневное угощение. Даже дедушка Инкадатти сегодня встретил гостей приветливо, ни на кого не заругался, послушал песенку и дал за нее связку сушек.
А потом Веронику отловила и увела домой мама. У нее есть специальное Ме, так что она может найти их с Астрид где угодно. Вероника показала, сколько она вместе с гоблинами наколядовала, и мама порадовалась, какая у нее дочка подрастает помощница и добытчица, но все равно велела идти домой, потому что скоро уже гости портируются, а Веронику еще надо причесать и умыть.
— Зачем ты измазалась грязью?.. — ворчала Лахджа, поливая Веронику теплой водой.
— Я почетный гоблин! — сообщила счастливую весть дочь. — Меня приняли в клан!
— Моя дочь — почетный гоблин, — порадовалась мама. — Знаменательный день для всей семьи… обязательно расскажу дедушке Гуриму.
— Подкидыш сказал, что когда я вырасту, он меня замуж возьмет!
— Губа у Подкидыша не дура, я смотрю, — хмыкнула Лахджа. — Но нельзя тебе замуж за гоблина.
Вероника и сама не собиралась, но теперь вдруг почему-то захотелось. Ее охватило чувство противоречия, она выпятила губу и спросила:
— И почему?
— Вшей вывести не сможешь.
Это был
Гости появились незадолго до ужина. Самопризвался дядя Вератор с тетей Сидзукой и Мамико. Астрид обрадовалась сестре, но еще сильнее она обрадовалась новенькому дальнозеркалу, которое гости принесли в подарок.
— С Добрым Днем, Майно! — широко ухмыльнулся Вератор, возникая посреди холла с огромной коробкой. — Сегодня я побуду бабушкой Юмплой… ох ты ж ни кира себе!..
Он заметил рога друга. Потом пригляделся к ауре и аж присвистнул.
— Ты что, прямым контактом брал, что ли?.. — сразу все понял Вератор. — Без фильтрации?
— Времени не было, — проворчал Майно.
— Бельзедор бы тебя сейчас без раздумий в приспешники принял.
— Он бы меня и так принял, — буркнул Майно. — Он мне уже предлагал.
— И мне, и мне!.. — радостно завопила Астрид. — Но я написала, что героиней буду, а он ответил, что это даже лучше!
Когда дальнозеркало повесили на стену, Вератор самодовольно сказал:
— Ну вот, Майно, только благодаря своим друзьям ты теперь не пропустишь важнейшее событие года!
— И на этом месте я должен спросить, какое? — повернул голову немного уставший Майно.
— Спросить?.. А что тут спрашивать? Какие тут могут быть вопросы? Разумеется, выступление нашего всего! Нашего обожаемого, несравненного, величайшего, обожаемого…
— «Обожаемого» было уже.
— Можно и три раза. Это же сам… ну да к чему называть имена? Ты же видел его бороду! Вот это борода!
Дядя Вератор с тетей Сидзукой явились наряженными, так что Астрид сделала перед ними книксены. Она и сама выглядела ничего себе, причем не в позорном розовом платьице, как Мамико, а в кудесном черно-зеленом с вырезом на спине, потому что платья без выреза особо не поносишь, когда у тебя крылья. У мамы тоже всегда вырез.
Тут как раз и мама спустилась. Она заканчивала прихорашиваться, потому что это к другим гостям она еще может выйти в чем попало, а вот с тетей Сидзукой у них такая дружба, которая как бы одновременно самую капельку и вражда. Астрид давно это поняла, потому что у них с Мамико похожие отношения.
— О, привет, Сидзука, — сказала мама так небрежно, словно она в этом похожем на облако платье и жемчужных серьгах корову ходила доить. — Как дела?
— Ой, да ничего, мы вот на пляж ходили сегодня, — ответила тетя Сидзука так, будто тоже явилась прямиком с пляжа в этом многослойном шелковом халате и бриллиантовой тиаре. — Ой, а это Лурия?!
Да, Лахджа принесла Лурию, потому что вживую Сидзука ее еще не видела. Она сразу принялась умиляться младенцу и просюсюкала:
— Ой, привет, Лурия-тян!.. Смотри, у нее твои глазки!.. и мой носик!..
— Почему это твой?.. — моргнула Лахджа.
— Ну вылитый же. Сама посмотри.
— Э… ну вроде похож… но вы ж не в родстве…
Вератор тоже осмотрел и похвалил Лурию, не упустив возможности пошутить, что Майно, наверное, продался Паргорону и подтачивает Мистерию изнутри, внедряя в ее ряды полудемонов.