Семья волшебников. Том 2
Шрифт:
— А как у нее… ну ты понимаешь? — понизив голос, спросил он.
— Пока никаких признаков, — так же тихо ответил Майно. — Мы очень внимательно следим, но пока вроде самый обычный младенец.
Праздничный ужин накрыли в гостиной, потому что все хотели за бокалами гарийского смотреть трансляцию из Валестры и выступление председателя ученого совета. Благо гостей было всего трое, большой стол не понадобился. Детям налили сока, родителям — вина, на стульях, креслах и полу чинно расселись фамиллиары, кукла Пырялка, мишка Налле и набивной дракончик.
Когда он вчера объявился на пороге, его хотели снова
— Прошу, простите меня!.. — подвывал он, обнимая ноги Лахджи. — Я не ценил вас! Простите за все попытки вас убить! За все угрозы! За непристойные предложения!
— Какие еще предложения? — насторожился Майно.
— Неважно, — осторожно отпихнула дракончика Лахджа. — Фу.
— Я буду невинной детской игрушкой! Я буду веселить детей! Я клянусь! Клянусь Центральным Огнем, что буду нести только благо и стараться делать только хорошее!
Возможно, он прикидывался, но на редкость убедительно. Что же в Паргороне с ним такое случилось за эти три луны?
В итоге ему дали шанс, хотя Сидзука, увидев дракончика вне клетки, сразу отсела подальше. Майно с Лахджой и сами вовсе ему не доверяли, поэтому попросили Тифона пристально наблюдать и в случае чего сразу рвать в клочья.
В первом закатном часу, как обычно, в дальнозеркале засверкала лучезарная улыбка. Зодер Локателли, председатель ученого совета, в сто шестьдесят четвертый раз поздравил Мистерию с Добрым Днем и приходом нового года.
— Дорогие мои коллеги, я бесконечно рад, что вновь обращаюсь сегодня ко всем вам! — доносилось из-за стекла. — Как когда-то говорил мне покойный учитель, бесконечной мудрости и доброты профессор Арминатти: Зодер, ты юн, но воистину ты станешь выдающимся волшебником… и знаете, не мне уж судить, сбылись ли его слова, не мне!.. Быть может, и ошибся тогда один из умнейших людей Мистерии, который не ошибался никогда и ни в чем… но давайте сейчас не думать о худом, а лучше вспомним о тех, кто нам дорог! О наших родных, наших потомках и предках, наших друзьях и коллегах, а также, конечно, наших учителях, что сделали нас теми, кто мы есть, открыли дорогу в этот огромный удивительный мир и научили нас волшебству! За границей нашу Мистерию называют страной, государством, но лично я нас с вами никогда государством не считал, да и неверно это по сути! Мы — волшебное единство, коллеги! Одна большая дружная семья! Семья волшебников! Давайте никогда об этом не забывать!
Вератор и Майно внимали председателю с широкими улыбками и поднятыми бокалами. Лахджа, в отличие от них, не жила в Мистерии всю сознательную жизнь, но и она успела понять, что для мистерийцев речи старика Локателли — что-то вроде части культурной традиции. Они давно не представляют без них новый год, да и другие торжественные события.
Официально новый, 1529 год наступит только в первом рассветном часу, еще почти половина суток. На Парифате новый день начинается с первым лучом зари, а не в полночь. И бабушка Юмпла прилетит только ночью. Но для мистерийцев именно речь Локателли считается этакой условной отметкой — после нее все зашумели, закричали, стали чокаться бокалами и обмениваться подарками.
Майно, конечно, не остался перед Вератором в долгу. За
— Кстати, любимая, для тебя у меня тоже есть кое-что особенное, — хитро сверкнул глазами Майно, суя руку в кошель. — Еще полгода назад купил. Выбрал самую лучшую.
И он преподнес жене великолепную… электрогитару.
— Чудесный подарок, дорогой! — широко улыбнулась Лахджа. — И как раз идеально будет сочетаться с моим!
— Ты не посмеешь…
Но она посмела. Майно Дегатти на этот Добрый День получил от жены лиру. Прекрасную лиру тонкой работы, ничуть не уступающую гитаре.
Когда наконец стало смеркаться, а небо разукрасилось фата-морганами, которые на каждый Добрый День создавала мэтресс Рокуалли, Ихалайнен подал чай с пирожными, а Снежок заиграл на клавесине. Лахджа, подключая комбик к генератору, лениво подумала, что праздничной атмосфере все-таки не хватает лежащего, а лучше идущего за окном снега. Ну и наряженной елки.
Майно с Вератором выпили еще по бокалу и ударились в детские воспоминания. Сначала с ностальгией обсуждали, каким был Клеверный Ансамбль восемьдесят лет назад, и насколько все тогда было лучше, чем сейчас, потом Майно заговорил о том ужасном лете, когда ему исполнилось одиннадцать, и Лахджа с тоской поняла, что он сейчас начнет жалеть себя и испортит всем праздник.
— Вератор, а где вырос ты? — торопливо спросила она. — Мы уже столько лет знакомы, а я толком ничего о тебе не знаю!
— Мне нравится поддерживать таинственный образ, — покрутил пальцами эльфорк. — Но если интересно… интересно?..
— Еще как! — заявила Лахджа, и Астрид с Мамико закивали.
— Тогда я расскажу.
Вератор опрокинул еще бокал, шумно выдохнул и наставительно сказал рассевшимся на полу детям:
— Моя жизнь — вечная борьба. Оглядываясь назад, я вижу длинную лестницу испытаний, пришедшихся на мой краткий век…
Ты зачем это начала? Он же теперь не уймется.
Уж лучше он, чем ты. Его историю я по крайней мере еще не слышала.
— …Когда движешься вперед, все выше и выше, чтобы достать звезду с неба, особенно радует, что каждый день ты поднимаешься на высоту, что еще вчера была тебе недоступна, — жестикулировал пирожным Вератор. — Главное — заставлять себя подниматься после каждого падения и каждой неудачи, продолжать путь. Тогда каждый день мечта будет все ближе и ближе.
— Я понял, почему ты так язвишь над Локателли, — хмыкнул Майно. — Ревнуешь.
— Я воспитывался и рос в сиротском приюте Миртелианы, столице Гужании, — невозмутимо продолжил Вератор. — История о моем загадочном происхождении донельзя банальна — меня подкинули к порогу новорожденным, завернутым в покрывало эльфийской работы. Было там написано и мое имя — Вератор. Мать дала мне орочье имя, отказывая в принадлежности к ее семье.
Вератор явно не в первый раз рассказывал свою историю. Майно скучал, подпирая кулаком щеку. Но Лахдже действительно было интересно, а Мамико так вовсе слушала отчима с жадным вниманием.