Семья. Измена. Развод
Шрифт:
Я очень долго жила в ловушке собственного сознания. Была уверена, что несчастна. А что, если «быть несчастными» выбираем мы сами? Сами загоняем себя в ситуации, из которых не видим выхода. Мучаемся, страдаем и проклинаем всех вокруг. Виним в своей боли.
Может быть, стоит открыться этому миру? Сказать «да» там, где раньше висело категоричное «нет»?
Переступаю с ноги на ногу. Снова заглядываю Мише в глаза. Он ведь сейчас и правда говорит искренне. Хочет, чтобы мы поехали с ним. Хочет видеть меня рядом с собой. На
А я этого хочу? В потаенных уголках души — очень. В реальности же жутко боюсь последствий. Что, если у нас не выйдет? Мы слишком взрослые, и нам есть чем рисковать.
Дети. Как будет чувствовать себя Марк, если у нас с Мишей не выйдет? Это же еще один удар по ребенку. Он спит и видит, что мы помиримся. Обрадуется этой поездке, снова будет надеяться, что мама с папой будут вместе.
Мы не можем его подвести, и причинить боль не можем.
Но также мы не в силах ломать себя. Вдруг это просто флер. Дымка после развода, когда мы еще не поняли, что есть жизнь и порознь?
Семь лет — огромный срок. Привычка, которая вырабатывалась все эти годы. Зависимость друг от друга.
Именно это и тревожит. Разве эти чувства сопоставимы с любовью? Не думаю. Но что, если их спектр гораздо шире? Если за банальной привычкой скрывается любовь? Возможно, она жила во мне уже давно…
— Миш, я… Я не знаю, — жму плечами, а по коже мурашки. От холода или Мишиного взгляда, понятия не имею.
Князев переплетает наши пальцы, касается губами моей щеки. Без интимного подтекста, а в знак поддержки.
— Что тебя останавливает? Чего ты боишься?
— Будущего, — шепчу и тут же зажмуриваюсь. — Если, если все сложится не так, как мы себе представляем.
— Все сложится абсолютно не так, как мы себе представляем.
Замираю.
— Но я уверен, что будет только лучше.
Мои губы содрогаются в робкой улыбке. Я чувствую прилив легкости. Мишины слова успокаивают и вселяют надежду.
Людям свойственно думать о худшем. А что, если хотя бы раз в жизни перечеркнуть этот сценарий? Попробовать. Постараться. Приложить усилия, а не прятать голову в песок?
— Думаю, тебе нужно рассказать о поездке Марку самому, он будет рад, — отвожу взгляд.
— А ты? — Миша без нажима цепляет пальцами мой подбородок. Поворачивает к себе. Вынуждает заглянуть в глаза.
— И я… Если честно, то я жутко боялась твоей поездки. Месяц. У нас вроде только-только все начало налаживаться. Прорисовываться. А тут месяц. Но я до последнего не верила, что ты предложишь полететь с тобой.
— Могла бы сказать сама.
— Не могла, — тут же качаю головой. — Нет. Это не гордость, не подумай. Просто мне очень важно было это от тебя услышать. Важно научиться доверять. Я хочу тебе доверять. И я не прощу ложь. Никогда. Пусть все будет по-честному. Теперь…
— Будет.
Мишка притягивает меня к себе. Смотрит пару секунд, что кажутся вечностью, и целует.
— Ты мне веришь? — Миша отрывается от моих губ, зарывается пальцами в волосы. Мы сталкиваемся лбами. Часто и громко дышим.
Эмоции на грани. Тело окутало теплом. Не хочется открывать глаза, и говорить тоже не хочется. Просто вот так стоять. Здесь, с ним, рядом. Обниматься, чувствовать друг друга и навсегда оставить тот холодный, жестокий мир за рамками нашей семьи.
Нашей. Именно моей и Мишиной. Она ведь всегда таковой была, просто мы этого не понимали. Играли в игру и послушно вжились в отведенные нам роли. Холодные снаружи и догорающие внутри.
Теперь все будет иначе. Все-все.
— Верю, — бормочу в ворот Мишиного пальто. — Верю…
— Папа! — голос Марка доносится откуда-то издалека.
Сын бежит к нам, игнорируя крики няни о том, что нужно надеть куртку. Он совсем близко, а мне кажется, словно мы с Князевым сейчас в каком-то пузыре, за сотни километров от дома.
— Папа.
Миша отстраняется, подхватывает сына на руки, а мне вдруг так холодно без его объятий становится. Ежусь и поплотнее закутываюсь в куртку.
— Это что за хулиган? Няню нужно слушать. Где твоя крутка? А шапка где?
— Только ботинки, — Марк хохочет и обнимает отца за шею.
Отмираю лишь сейчас, когда вижу этих двоих. Пропитываюсь их любовью друг к другу.
— Пойдемте домой, холодно, — стараюсь говорить строго, но что-то мне подсказывает, что еле шепчу.
— Да, пошли.
Миша перехватывает Марка за одну руку, а второй сжимает мою ладонь.
Мы возвращаемся в дом уже втроем. Марк без остановки болтает. Рассказывает Мише обо всем, что с ним за сегодня приключилось. Потом, правда, сникает, когда дело доходит до Мишиного отлета.
— Ты же ненадолго? — заглядывает отцу в глаза.
— На месяц.
— Это долго? — Марк всхлипывает.
— Вот поедешь со мной и узнаешь. Долго это или нет.
— С тобой? — У сына моментально загораются глаза, но уже через секунду он вспоминает обо мне. — А мама?
— Мама, конечно же, с нами.
— И Оливка?
— И Оливка, — Миша нажимает подушечкой пальца на нос Марка, — бип.
Марк хохочет и выглядит при этом таким счастливым.
Снимаю с себя куртку, смотрю на часы.
— Марк, пора спать.
— Я уложу, Даш.
— Хорошо.
Миша уносит сына в детскую, а я заглядываю к дочке. Растет она не по дням, а по часам. И ведь Мишина мама была права, Оливия все больше становится похожа на меня.
Умиляюсь тому, как дочка сладко спит, и, аккуратно прикрыв дверь, иду к себе. Несколько раз проверяю, работает ли радионяня, несмотря на то, что обычная живет с нами, и только потом иду в ванную.