Семья
Шрифт:
— Ладно, я :подумаю, — как-то сразу подхватил Клубенцов, и парторг понял, что Иван Павлович уже размышлял об этом.
— Теперь сугубо личный вопрос, Иван Павлович... — Семен Платонович улыбнулся: — Когда вы начнете отдыхать по-настоящему?
— Это что — по партийной линии или по личной? — рассмеялся Клубенцов.
— По всем линиям.
Оба посмотрели друг другу в глаза и враз отвернулись, словно устыдившись чересчур откровенной теплоты взглядов.
— Ну,
— Сейчас самое время об этом и подумать, — ответил Шалин тоном, по которому начальник шахты догадался, что парторг вкладывает в свои слова серьезный смысл и так просто не отступится. Это задело Клубенцова, который не любил, чтобы за него решали его дела и заботы.
— Давай-ка, Семен Платонович, решим все наши другие дела, когда будет посвободнее, — наморщив лоб, сказал он и встал. — Мне сейчас в Шахтинск ехать.
— Хорошо, — тоже вставая, сказал Шалин, почувствовав нотки отчужденности в голосе начальника шахты.
7
В шахтерском клубе шли занятия драматического кружка. До болезни Аркадий частенько бывал здесь, в клубе, на занятиях драматической группы. Он не без успеха выступал перед шахтерами. Алексей Иванович Каренин, руководитель драмкружка, сказал как-то ему:
— А вам бы стоило серьезно заняться работой над собой... Хорошие у вас данные.
Аркадий смущенно отмахнулся от похвалы, но втайне решил уделять драмкружку еще больше времени.
Болезнь прервала занятия. Сегодня Аркадий с трепетом подходил к клубу, окна которого были ярко освещены. Как всегда перед началом занятий, в фойе танцевала почти вся молодежь поселка.
Разве отнимешь, у молодежи, особенно у девчат, эту настойчивую способность искать и находить любую причину для того, чтобы пронестись в паре по залу, возбужденно дыша от быстроты движений и беззаботного счастья?
— Аркадий!
Это Тамара. Она окликнула его в тот момент, когда он уже брался за дверную ручку.
— Ух! Устала тебя догонять! — порывисто дыша и смеясь, подбежала она к нему. — Ты в клуб? А зачем? Почему не пришел встречать меня? Ну, ладно, ладно... Я не сержусь.
Он хотел сказать, что видел ее с Горлянкиным и потому не подошел, но неожиданно решил, что ничего этого говорить не нужно.
Она воровато огляделась, затем быстро притянула его к себе и поцеловала в щеку.
— Не надо, — хмуро отстранился Аркадий.
В сумерках он видел ее улыбающееся лицо, и ему почему-то стало грустно. Не от души она все делает. И этот поцелуй, и те, что были при их прежних встречах, — все это не от чистого сердца. Как будто Тамара играла роль в пьесе,
— Что с тобой?
Тамара взяла его руку в свою и тревожно, ищуще заглянула в глаза. Затем отвернулась.
— Ну что ж... прости... — тихо сказала она.
— Не то, все это не то, Тамара, — раздраженно заговорил вдруг Аркадий и, сильно взяв ее за плечи, повернул к себе. — Нет в тебе любви ко мне. Прежней, чистой, хорошей... Ушла она... А я не могу играть в чувства, я хочу одного, чтобы ты любила меня всем сердцем, чтобы я чувствовал твою любовь. Не могу я так, понимаешь, не могу!
Тамара освободилась из его рук, повернулась и медленно пошла от клуба. Не пройдя и пяти метров, она обернулась.
— Пусть будет по-твоему, — еле слышно сказала она, — я знаю, что не заслуживаю твоего уважения, знаю, что ты изменил свое отношение ко мне после... болезни, но что поделаешь? Насильно мил не будешь. Прощай...
И пошла в холодную вечернюю темень. Вот уже и шагов ее не стало слышно... Аркадий рванулся было за ней, но потом махнул рукой. Пусть будет так. Может, все это к лучшему... Но на сердце оживала тяжелая обида на себя, на нее, на всю свою неудачную жизнь. Кто мог ответить ему: где его счастье, куда повернут тропы их жизней? А как хотелось, чтобы они слились в одну дорогу, как хотелось настоящего счастья, о котором хорошо и волнующе пишут в книгах, но которое ускользает от него. Смутная, нервная, беспокойная жизнь шла у него сейчас. И все это от Тамары.
Аркадий направился в клуб.
— Живем вместе, а видимся в клубе, — сказал Геннадий, когда Зыкин разыскал его среди молодежи. — На работу скоро выходишь?
— Скоро... На комиссии уже был.
Аркадий сел рядом с Геннадием и окинул взглядом присутствующих.
— К празднику пьесу готовите? — спросил он. — Все роли уже, конечно, розданы.
— А ты будешь участвовать? — обрадовался Геннадий. — Я скажу Алексею Ивановичу, он часто вспоминает тебя.
— Не надо. Нет желания играть, — с усмешкой отвернулся Аркадий и вздрогнул: к ним через весь зал шла Ася.
— Она... тоже играет? — кивнул он на нее Генке.
— Она в хоровом занимается... Голос у нее, Аркашка, серебряный. Представь себе, многие ребята просто влюбились в Асю.
— А она... дружит с кем-нибудь?
— Ну, что ты, — Геннадий рассмеялся. — Она ни на кого и внимания не обращает.
— Здравствуй, Аркадий!
Ася несмело подала ему руку и села рядом. Белое, словно вымытое в молоке, лицо ее разрумянилось, а взгляд, устремленный на Аркадия, был так откровенно счастлив, что Геннадий подумал: «Ого! Да здесь что-то серьезное намечается. Когда же это они? Ну, дружище, сегодня дома задам тебе жару за то, что скрытничаешь».