Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда
Шрифт:
«Что за галиматья», — подумал Готлиб, бросив взгляд на Альбрехта, который появился под аркадой террасы, очевидно закончив свой ужин.
Алексис поддакнул, добавив, что первая четверть Луны благотворно воздействует на дух.
— Графу не понравилось трансильванское вино? — спросил он затем, показывая на почти полный кубок своего соседа.
— Я не слишком большой любитель вин, — ответил Готлиб.
Ему подали салат, потом белый сыр и кофе со сластями. Княгиня встала.
— Идемте, — повелительно сказала она своим сотрапезникам. — Бабадагская прорицательница, должно
Готлиб и Алексис последовали за ней. Они пришли в какой-то зал без окон, пол и стены которого покрывали ковры, а единственным предметом обстановки была низкая тахта и большие кожаные подушки. Освещали комнату лишь два высоких треножника с масляными лампами. На одной из кожаных подушек сидела, подобрав под себя ноги, немолодая женщина с изможденным лицом. Перед ней на медном подносе стояла кофеварка с чашкой. Княгиня подошла к женщине и заговорила с ней на каком-то неизвестном Готлибу языке, не похожем на турецкий. Бабадагская прорицательница допила свою чашку и смерила взглядом обоих молодых людей. Готлиб приветствовал женщину кивком и тоже постарался рассмотреть ее, насколько это было возможно при столь скудном освещении.
Показывает ли хоть кто-нибудь в этом доме свое подлинное лицо? Черты Бабадагской прорицательницы были так же густо покрыты белилами, как и у княгини, а глаза так насурьмлены, что она сама казалась привидением. Только карминно-красные губы свидетельствовали о том, что она не мертва. Да и женщина ли это? Такие широкие скулы и острый нос больше подошли бы мужчине. И босые ноги, угадывавшиеся под складками платья, тоже были скорее мужскими. Но поди знай в этих краях…
Княгиня расположилась на тахте, а молодые люди на подушках. Альбрехт, старшая фрейлина и прочие слуги остались у дверей. Слуга принес поднос с кофе, другой — жаровню, которую поставил рядом. Бабадагская прорицательница достала из складок своего платья мешочек, запустила туда руку и вдруг бросила на угли полную пригоршню какого-то порошка. В следующее мгновение над жаровней поднялся голубоватый дым и стал медленно расползаться по комнате. Запахло чем-то сладковатым.
Бабадагская прорицательница закрыла глаза и начала медленно раскачиваться вперед и назад, что-то напевая. Больше всего это напоминало хныканье ребенка. Она подняла одну руку, словно моля о чем-то, потом другую. Постепенно ее подвывания становились громче.
Алексис положил ладонь на запястье Готлиба; тот притворился, будто ничего не заметил.
Заклинания (если это были они) длились бесконечно долго, Готлибу показалось, что не меньше часа. Заскучав, он усомнился, есть ли во всем этом хоть какой-то смысл. Его клонило в сон.
Не вызывал ли этот дым галлюцинации? Цепенея, Готлиб вдруг заморгал глазами: голубые завитки дыма начали словно сгущаться перед прорицательницей в двух-трех футах над землей.
Алексис прерывисто задышал. Готлиб напрягся. В неясной дымной массе стало вырисовываться лицо. Смутно: три черных провала вместо глаз и носа. Лицо было странно неподвижным, несмотря на колебание дыма.
Готлиб украдкой бросил взгляд на княгиню. Та застыла на диване, сдвинув брови.
Крик
— Что она говорит? — шепнул Готлиб Алексису.
— Не понимаю, — ответил тот, опять вцепившись в его запястье.
Прорицательница подняла левую руку и протянула ее в сторону Готлиба. Ее голос стал хриплым. Потом пронзительным. Она откинулась назад, невнятно выкрикивая какие-то обрывки фраз.
Наконец застыла в неподвижности. Может, умерла?
Княгиня подала голос. Подбежала служанка, засуетились рабы, поднимая недвижное тело Бабадагской прорицательницы.
— Мне нужен чистый воздух, — сказал Готлиб, поднимаясь.
Он стоял на пороге, полной грудью вдыхая аромат свежести, льющийся с террасы. Рядом прозвучал голос княгини:
— Граф.
Он отодвинулся, чтобы пропустить рабов, принесших поднос с прохладительными напитками, и вернулся в комнату.
— Граф, — повторила княгиня, — она говорила о вас.
— Кажется, я и сам догадался, — ответил Готлиб холодно, — но, разумеется, ничего не понял.
— Она сказала, что ее дух-покровитель увидел вдали мертвого человека у ваших ног на груде драгоценностей.
Готлиб чуть не вздрогнул. Это было почти правдой. Но он дошел до такой степени подозрительности, что и бровью бы не повел, даже услышав от княгини: «Вас зовут Висентино де ла Феи, вы украли драгоценности губернатора Лимы и отравили брата Игнасио».
Граф бесстрастно посмотрел на княгиню.
— Мадам, я не понял, в чем смысл этого спектакля, и нахожу бредни этой вещуньи неприятными.
— Вы хотели приобщиться к великим тайнам, — сказала княгиня сурово.
— Никакой тайны я не увидел, и только благодарность за ваше гостеприимство удерживает меня от того, чтобы не высказать все, что я думаю об этих пророчествах.
Их взгляды скрестились в безмолвном поединке.
— А теперь, если позволите, я пойду глотнуть чистого воздуха, — объявил он.
И направился к выходу.
Чьи-то поспешные шаги за спиной заставили Готлиба обернуться.
— Сударь… Сударь…
Это был запыхавшийся Алексис, искренне потрясенный недавним зрелищем. Готлиб остановился.
— Сударь, ради человеколюбия… Я так напуган… Смилуйтесь, позвольте мне остаться в вашем обществе.
Если юный Алексис изображал столь неподдельный испуг, то был очень хорошим актером. Однако нельзя исключить, что он продолжал затею с соблазнением, начатую Данаей. Его присутствие за ужином было подозрительным. Наверняка княгиня решила, что если граф не полакомился курочкой, то лишь потому, что предпочитает каплунов.
— Сударь, — ответил Готлиб, все же сочувствуя молодому человеку, заплутавшему в этом колдовском мире, — единственное, что я могу вам предложить, — это софу в прихожей, где спит мой слуга Альбрехт.
— Охотно соглашаюсь, сударь. Это… это было так ужасно!
Когда юный Алексис был устроен на софе в комнате Альбрехта, Готлиб подмигнул своему слуге и поманил его за собой на террасу.
И сразу же был поражен насмешливым видом австрийца.
— Надеюсь, хозяин хорошо развлекся, — заявил тот без предисловий.