Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого
Шрифт:
Франц, получивший повышение и отныне гордо именовавшийся мажордомом, тотчас же принес княгине мороженое.
— Это не просто дворец! — воскликнула дама. — Это истинный центр Вены, которая, в свою очередь, является центром вселенной!
Накануне некий господин Месмер осуществил демонстрацию опытов, свидетельствующих о силе животных флюидов. Одна дама впала в транс, после того как слишком долго наблюдала за маятником фокусника. Вся Вена только и говорила об этом необыкновенном обмороке, а поскольку Месмер пояснил, что пресловутые флюиды присутствуют в живых организмах в разном количестве, каждый спрашивал себя, в достаточной ли
Хотя по природе своей Себастьян отнюдь не был склонен к легкомыслию, он все же предался ему, словно погрузился в целебную родниковую воду: она смягчала боль от полученных в России ожогов. Он и сам не понимал, почему вернулся из Санкт-Петербурга словно с содранной кожей. Он покинул русскую столицу уже месяц назад, но ему казалось, будто это было вчера, настолько живы были воспоминания.
Зловещие дни в Ораниенбауме, столь же зловещий ужин в Зимнем дворце, паясничанье царя, влюбленного во Фридриха Прусского. Раболепное заискивание канцлера Воронцова. Амбициозная алчность Григория Орлова. Необузданный пыл Екатерины, обращающейся с речью к солдатам Измайловского полка. Дикость во всем. Полицейский надзор и отвратительный запах крови, который распространялся вокруг трона.
Несчастный, жалкий Петр III! Его царствование не продлилось и полугода. И, как сообщила «Венская газета», царь скончался через неделю после дворцового переворота. Заключенный в Ропшинском замке под надзором братьев Орловых, он, если верить официальному сообщению нового канцлера России, стал жертвой какой-то редкой болезни, «геморроидальных колик, осложненных кровоизлиянием в мозг».
Себастьян достаточно хорошо разбирался в медицине, чтобы у него возникли сомнения по поводу заболевания, настигшего несчастного венценосца сразу с двух концов. Связь между задом и головой озадачила бы не одного профессора физиологии.
Музыканты ушли, раболепно пятясь задом и беспрестанно благодаря за вознаграждение. Мажордом задувал свечи, в буфетной слышалось позвякивание хрусталя и серебряных приборов. Раздался стук в дверь. Половина первого ночи, для визита вежливости слишком поздно. Франц пошел открывать, и, когда вернулся, представлять посетителя не было необходимости: это был Эймерик де Барбере. Шевалье и не ждал, что его станут представлять, а Франц слишком хорошо знал о тесной дружбе, связывающей его хозяина и этого человека, чтобы соблюдать протокол.
При виде шевалье Себастьян не мог скрыть удивление: осунувшийся, с недельной щетиной, с кругами под глазами и шаткой походкой. Тем не менее Барбере силился улыбнуться.
— Эймерик! — воскликнул Себастьян. — Какая неожиданность…
— Почтовая карета только что доставила меня на Виплингергассе, а сюда я пришел пешком. Я подумал, что прибуду раньше моего письма. Впрочем, я и не знал, о чем писать. Простите меня, что я явился без предупреждения и в таком виде.
— Вы хорошо себя чувствуете? — встревожился Себастьян.
— Я очень голоден и устал. Но я измучен не столько физически, сколько духовно. У меня есть деньги, но я пришел просить оказать мне гостеприимство.
— Вы, разумеется, можете на него рассчитывать. Франц…
Слуга все слышал. Кивнув, он удалился в буфетную.
— Куда вы пропали? — спросил Сен-Жермен.
— Похоже,
— Где это?
— Недалеко от Санкт-Петербурга. Мы отправились вчетвером, Григорий, Алексей, их брат Федор и я. В четыре часа утра разбудили Петра Третьего в его спальне, велели как можно быстрее одеться. Мы едва дали ему время умыться, и никто не предложил бедняге ни чаю, ни кофе. Алексей не хотел, чтобы об отъезде царя стало известно, он боялся, что солдаты голштинского полка, расквартированные в казармах неподалеку, поднимут мятеж и освободят Петра. Мы оставили его слуге совсем немного времени, чтобы тот собрал сундук с самыми необходимыми вещами.
Франц подал легкую закуску и графин вина. Он поставил поднос на складной столик перед Барбере. Прежде чем тот продолжил свой рассказ, Себастьян дал ему время подкрепиться. Франц убрал пустую тарелку, затем вновь наполнил бокал шевалье.
— Еще Алексей и Григорий, похоже, боялись, что будет недовольство в гвардейских полках.
— Царь ничего не сказал?
— Вы прекрасно понимаете, что он мог сказать. Он называл нас преступниками. Но когда Григорий направил на него свой пистолет и велел ему следовать за нами, уверяя, что стоящие вокруг войска быстро его урезонят, Петру ничего не оставалось, как повиноваться. Он не знал, что в замке стоит один-единственный полк, а именно Измайловский, тот, который был к нему особенно враждебен. К тому же солдаты были убеждены, что царя везут в Санкт-Петербург. Мы велели ему подняться в карету вместе со слугой и тем же вечером доставили в Ропшу.
— Как он вел себя в пути? — спросил Сен-Жермен.
— Алексей и Григорий прихватили с собой еду. Царь едва дотронулся до этих блюд, которые в России очень популярны: капустный суп и еще какое-то варево из крупы, они называют это кашей.
— За всю дорогу Петр ничего не сказал?
— Он только спросил, где Воронцов и графиня Елизавета. Алексей ему ответил, что канцлер смещен с должности и арестован, а его дочь отправлена в крепость. Но мне переводили не все, что он говорил.
Барбере быстро выпил большой стакан вина и продолжил свой рассказ все тем же тихим, почти монотонным голосом:
— Еще когда мы только прибыли в Ораниенбаум, Григорий меня предупредил, чтобы по возвращении в Санкт-Петербург мы всем говорили: Петр Третий сам выбрал Ропшу. Но чтобы поверить в это, надо совсем не знать тех мест: это укрепленный замок, где Григорий заранее позаботился разместить четыре десятка людей, которым безраздельно доверял. Они должны были стоять на посту днем и ночью. И только там я понял, что Алексей просил меня присоединиться к ним, чтобы было кому составить царю компанию во время обедов и ужинов. Я являлся чуть ли не единственным его сотрапезником. Это было весьма тягостно. Царь спрашивал меня, как я согласился ввязаться в столь постыдное предприятие и кто мне за это платит. Тогда мне никто еще не платил. Я ему ответил, что меня насильно заставили составить ему компанию в его изгнании и что его смещение было требованием народа. Мой ответ исторг из него бурю ругательств в адрес непорядочных людей, которые нагло присваивают себе право говорить от имени народа.