Сэндвич с пеплом и фазаном
Шрифт:
– Ничего подобного, – объявила его добрая женушка. – У нас комната не готова, и с учетом того, что Мертон не в состоянии, сама я не справлюсь. Везите нас в женскую академию мисс Бодикот. Мы их разбудим.
Так все и вышло.
В зеркале заднего вида я видела, как Дорси Рейнсмит шевелит губами, на чем свет стоит распекая своего супруга. И в свете уличных фонарей, проникавшем сквозь залитые водой боковые стекла, лицо Райерсона как будто таяло.
Женская академия мисс Бодикот располагалась
И выглядела совершенно не так, как я ожидала.
По обе стороны улицы теснились высокие дома, и их окна светились ярко и приветливо. Среди них огромным темным пятном на отдельном участке виднелась академия мисс Бодикот: высокая, огромная – несколько акров мрачной темноты под дождем.
Впоследствии я выяснила, что когда-то здесь был монастырь, но в тот момент я этого еще не знала. Райерсон сердито дергал колокольчик того, что я приняла за жилище привратника: что-то вроде готического окошка, вделанного в дверь арочного парадного входа.
К двери вела длинная каменная лестница. Дорси ждала в такси, а я стояла рядом с ее мужем на ступеньках. Райерсон заколотил кулаком в тяжелую дверь.
– Откройте! – закричал он в пустые окна без занавесок. – Это председатель! – и пробормотал себе под нос: – Это заставит их пошевелиться.
Где-то внутри загорелся слабый свет, как будто кто-то зажег свечу.
Райерсон расплылся в торжествующей улыбке, и я подумала: может, надо поаплодировать?
Спустя то, что показалось мне вечностью, а в реальности наверняка было меньше минуты, дверь чуть приоткрылась и нам явилось привидение в халате, очках с толстыми стеклами и в папильотках.
– Что надо? – вопросил скрипучий голос, и подсвечник приподнялся, освещая наши физиономии. А потом послышался придушенный вздох. – О! Простите, сэр!
– Все в порядке, Фицгиббон. Я привез новую девочку.
– А, – отозвалось привидение, описывая подсвечником широкий полукруг и приглашая нас войти.
Мы оказались в просторном гулком мавзолее, стены которого повсюду перемежались стрельчатыми раскрашенными закутками и альковами, некоторые из них в форме раковины. Такое впечатление, что когда-то здесь стояли религиозные изваяния, но бледные святые и девы были изгнаны и заменены медными бюстами кислолицых пожилых мужчин с бакенбардами в бобровых шапках, заложивших ладони за отвороты сюртуков.
Помимо этого я успела заметить только вытертые половицы, покрытые лаком и исчезающие во всех направлениях, и тут свеча погасла и мы остались в темноте. Пахло здесь, как на складе пианино: деревом, лаком и металлом, что намекало на тугие струны и старые лимоны.
– Проклятье, – прошептал мне кто-то на ухо.
Мы находились, как я предположила, в холле, когда внезапно загорелся электрический свет, и мы втроем заморгали.
Высокая женщина стояла наверху широкой лестницы, держа руку на выключателе.
– Кто
– Председатель, мисс. Он привез новенькую.
Я начала злиться. Не собираюсь стоять тут, как мебель, пока меня обсуждают.
– Добрый вечер, мисс Фолторн, – заговорила я, сделав шаг вперед. – Меня зовут Флавия де Люса. Полагаю, вы меня ждете.
Я прочитала имя директрисы на рекламном проспекте академии, присланном отцу. Мне оставалось только надеяться, что женщина на лестнице – действительно директриса, а не просто какая-то прислужница.
Она медленно спустилась по лестнице; поразительно светлые волосы снежным нимбом окружали ее голову. Одета она была в черный костюм и белую блузку. Большая рубиновая булавка сверкала у шеи, словно капля свежей крови. Крючковатый нос и темный цвет лица делали ее похожей на пирата, бросившего море ради карьеры в образовании.
Она окинула меня изучающим взглядом с головы до пят.
Должно быть, она была удовлетворена осмотром, потому что наконец произнесла:
– Возьмите ее вещи.
Фицгиббон открыла дверь и подала знак таксисту, и через минуту мой багаж, влажный от дождя, был свален в фойе.
– Благодарю вас, мистер Рейнсмит, – промолвила она, отпуская председателя. – Очень мило с вашей стороны.
Довольно краткая благодарность человеку, который провез меня через всю Атлантику и половину Канады, но, возможно, сейчас просто слишком поздно.
Отделавшись кратким кивком, Райерсон Рейнсмит исчез, и я осталась наедине со своими пленителями.
Мисс Фолторн – теперь я была уверена, что это она, поскольку она не поправила меня, – неспешно обошла вокруг меня.
– Есть ли у тебя сигареты и алкоголь при себе или в багаже?
Я отрицательно покачала головой.
– Ну и?
– Нет, мисс Фолторн, – сказала я.
– Оружие? – поинтересовалась она, разглядывая меня вблизи.
– Нет, мисс Фолторн.
– Что ж, очень хорошо. Добро пожаловать в женскую академию мисс Бодикот. Утром я оформлю тебя должным образом. Отведи ее в комнату, Фицгиббон.
С этими словами она выключила свет и слилась с темнотой.
Фицгиббон снова зажгла свечу, и мы двинулись по лестнице, сопровождаемые отблесками и тенями.
– Тебя поселили в «Эдит Клейвелл», – проскрипела она наверху лестницы, выуживая связку ключей из немыслимых недр своего халата и открывая дверь.
Я сразу же узнала имя. Эта комната была посвящена памяти героини Второй мировой войны Эдит Клейвелл, британской медсестры, убитой немецкой расстрельной командой за то, что помогала бежать военнопленным. Я вспомнила ее знаменитые слова, сказанные перед смертью и выбитые на ее памятнике около Трафальгар-сквер в Лондоне: «Патриотизма недостаточно. Я не должна испытывать ненависть и горечь по отношению к кому-либо».