Сенешаль Ла-Рошели

Чернобровкин Александр Васильевич

Брюгге располагался километрах в пятнадцати от моря. Я бывал в нем в двадцатом веке. Стояли в новом порту Зеебрюгге рядом с городом. Пришли сюда после Роттердама. Между этими городами напрямую полторы-две сотни километров, а ритм жизни настолько разный, словно не меньше пары тысяч. Голландцы все время в поиске, где бы сэкономить или срубить пару центов, а бельгийцы — где бы расслабиться. В четырнадцатом веке порт расположен под стенами города, в двух гаванях, берега которых укреплены камнем или дубовыми бревнами. Обе гавани заполнены купеческими судами. Сам город по средневековым меркам огромен. Мне показалось, что больше Парижа и Венеции, но меньше Константинополя. Стены разной высоты, но не ниже восьми метров. Башни все круглые, возле ворот по две, а перед воротами — мощные барбаканы. У всех башен

конические крыши, покрытые позеленевшей медью. Улицы шириной метра четыре-пять, мощеные. Дома в большинстве своем с первым этажом из камня и вторым из дерева. Одноэтажных почти нет. Видел несколько пятиэтажек. Много соборов в готическом стиле и колоколен, причем некоторые высотой метров сто. В центре города четырехугольная торговая площадь. На одной ее стороне шла большая стройка. Поражало количество иностранцев, которые выделялись на фоне местных жителей, одевавшихся в яркое сукно, и нищих, которые по виду ничем не отличались от тех, что видел в других городах, зато вели себя нагловатее. Одному парализованному, приставшему ко мне, я так двинул ногой по голове, что сразу вылечил: возвращаясь в сознание, он сильно дергал парализованными ногами. Ни его наглость, ни мое жесткое с ним обращение, ни чудесное излечение не вызвали у местных жителей никаких эмоций. Брюггцы слишком заняты своими делами. Это были пока что не будущие бельгийцы, а скорее будущие голландцы.

Мою бригантину выгрузили за три дня, после чего вывел ее в море и поставил на якорь неподалеку от берега. Продавать привезенное нами вино будут купцы, заплатив нам за доставку. Вскоре выгрузились остальные три бригантины, и мы пошли к восточному побережью Англии. В будущем здесь на мелководье будут леса из высоких металлических ветряков, вырабатывающих электроэнергию, а по всему Северному морю раскиданы хутора и небольшие деревеньки из буровых вышек, действующих и законсервированных. Проходя мимо последних, у меня возникала мысль пожить в какой-нибудь вдали от цивилизации, почувствовать себя робинзоном двадцать первого века. От вышек к разным берегам проложат трубопроводы. Их нанесут на морские карты, чтобы кто-нибудь ненароком не отдал там якорь. Если добавить к трубопроводам всевозможные подводные кабели, то кажется, что Северное море оплетено металлической паутиной.

На подходе к порту Ярмут мы встретили купеческий караван из четырнадцати судов. Они довольно резво неслись в нашу сторону, подгоняемые свежим северо-западным ветром, а за ними гнались две галеры. Возглавляли эскадру три больших судна с таким же, как у нас, парусным вооружением, только задняя мачта, бизань, была короче передней, грота, — то есть, бомбарды, а не бригантины. Видимо, этот тип судов завоевывает признание у англичан. Остальные были одномачтовыми коггами с прямым парусом и стакселем. Галеры были сорокавесельные, с прямым парусом на одной мачте, не очень широкие и с высоким наводным бортом. Они напоминали немного увеличенные драккары викингов. Отличались от них высокой башней в носовой части.

Я повел бригантину в атаку на флагмана купеческой эскадры. «Англичанин» не испугался. Мне показалось, что преследовавшие их две галеры купцам страшнее, чем наши четыре бригантины. Наверное, думали, что с нами легче совладать. Жак Пушкарь вторым ядром повредил им носовую башню, а потом, поравнявшись с флагманом и сбавив ход, мы подчистили его палубы картечным залпом левого борта с дистанции метров пятьдесят. Не уцелели даже те английские лучники, которые прятались за фальшбортом. Заодно картечь порвала бегущий такелаж, и грот-рей рухнул на палубу вместе с продырявленным во многих местах парусом, как саваном накрыв лежащие там трупы. Мы подрезали флагману корму, развернулись, догнали его и вторым залпом перебили тех, кто уцелел после первого. Две шлюпки с абордажными партиями подошли к борту флагмана, зацепились за него кошками. Прикрываемые тремя арбалетчиками, которые находились на увеличенной марсовой площадке, абордажные партии поднялись на вражеское судно, добили раненых. Сопротивляться там уже было практически некому. На призовом судне осталась команда, чтобы довести его до порта, а обе шлюпки вернулись к бригантине. Их взяли на буксир и пошли за новой добычей.

В это время остальные три мои бригантины заканчивали захват

других вражеских судов. Ламберу де Грэ и Мишелю де Велькуру досталось по бомбарде, а Анри де Халле — когг. Остальные купеческие суда поняли, что мы опаснее галер, и ломанулись на юго-восток, надеясь на полную катушку использовать попутный ветер. К берегу им пришлось бы идти слишком круто к ветру, что с их парусами невозможно. Галеры догнали отстающее судно и прижались к его бортам. Я заметил, что галерники, используя благоприятный ветер, обильно сыплют во врага светлый порошок, как догадываюсь, негашеную известь. Средство простое, но на короткой дистанции очень эффективное против лучников. Попав в глаза, она надолго выводит бойца из строя. Правда, к тому времени лучники уже успели убить несколько человек.

Мы догнали когг с сине-зелеными парусами и длиннющим вымпелом таких же цветов. Когда когг кренился на правый, подветренный борт, конец вымпела оказывался в воде. Жан Пушкарь успел вогнать два ядра в кормовую башню и изрядно повредить ее. Поэтому, когда мы догнали когг, по корме выстрелили картечью всего две пушки, а остальные четыре обстреляли носовую башню. Лучники с этой башни успели сбить с марсовой площадки двух арбалетчиков. Один свалился за борт и сразу утонул, а второй грохнулся на палубу и залил ее кровью, которая на светлых, надраенных досках казалась необычайно алой. Когг, которым никто не управлял, начал разворачиваться бортом к ветру. На него высадилась абордажная партия, быстро разобралась с выжившими.

Моя бригантина успела захватить и третий приз, но остальным я запретил гнаться за убегающими в сторону Голландии купцами. Слишком далеко мы удалились от первых захваченных судов. Надо было выяснить, кто был соучастником нападения. Эти отчаянные ребята захватили два когга, потеряв при этом человек двадцать, если не больше. Галеры прижались в борту второго захваченного ими когга, с палубы которого в море летели голые трупы. Заметив приближение моей бригантины, обе отошли от приза, приготовились к бою. Мне понравилась их смелость. Я приказал поднять флаг французского короля — синий с золотыми лилиями. На одной из галер появился синий флаг с белым Андреевским крестом — шотландский. Оказывается, союзники. Я выслал к ним шлюпку с Госвеном де Бретоном. Оруженосец должен был пригласить на бригантину командира шотландцев и остаться на галере заложником.

На бригантину приплыл мужчина лет тридцати восьми с длинными, густыми, спутанными, каштановыми волосами, перехваченными широкой черной лентой, которая закрывала почти весь лоб. Голубые глаза прищурены и смотрят так, будто знают о тебе всё. Борода небольшая и аккуратно подстрижена, из-за чего казалось, что принадлежит другому человеку. Поверх длинной, до коленей, кольчуги надет толстый шерстяной плащ в черную и темно-красную клетку. Юбка, если и была, пряталась под кольчугой, которая частично закрывала и голенища мокрых сапог из толстой кожи.

Я представился.

— Джон Мерсер, — назвался и он, как бы между прочим поглядывая на пушки, которые чистила обслуга.

— Они получше выводят из строя английских лучников, чем известь, не правда ли?! — произнес я.

— Где ты купил их? — сразу поинтересовался шотландец.

— Их отлили в Ла-Рошели под моим руководством, — ответил я.

— Не продашь мне несколько? — спросил Джон Мерсер.

— Сейчас лишних нет, но, может быть, в другой раз будут, — сказал я и пригласил его в свою каюту.

Она была шириной два с половиной метра и длиной четыре с половиной. В дальнем конце находились кровать и сундук, а ближе к двери стояли стол и семь банок, как на флоте называют много чего, в том числе и табуретки. Снизу к сиденьям была прикреплена цепочка, на другом конце которой имелся крючок, зацепляемый за скобы на палубе. Благодаря такому нехитрому приспособлению, банки во время шторма не носились по каюте, но и сдвинуть их с места, пока не отцепишь, тоже нельзя.

Тома подал нам серебряные кубки, наполнив их сладким белым вином из серебряного кувшина емкостью литра три с половиной, на боках которого были два барельефа с рыцарями, скачущими, наклонив копье, навстречу друг другу. На закуску подал сладкое овсяное печенье. Я думал, овсянка сидит в печенке у шотландца, но он налег на печенье с не меньшим аппетитом, чем на вино.