Сеньор Кон-Тики

Якоби Арнольд

Атмосфера разрядилась, и один из офицеров повел Тура смотреть внутренние помещения корабля. Только они вышли из водонепроницаемых отсеков, как раздался страшный грохот и металлический звон. По корпусу корабля пробежала дрожь. Первой мыслью Тура было, что в эсминец попала торпеда. Но грохот повторился. Еще, еще… десять взрывов один за другим. Это «Замбези» сбрасывал глубинные бомбы. В тесной рубке трое в наушниках следили за приборами. На экране справа асдик медленно чертил контуры подводной лодки. «Замбези» приближался к цели.

Команда уже готовила бомбометы к новому залпу, и опять, описывая в воздухе дугу,

в море полетели «бочки». Взрыв — и вода в месте падения бомбы вспучивается огромным куполом.

По приказу командира эскорта «Замбези» покинул строй, чтобы охотиться за другими подводными лодками. Посты внимательно всматривались в воду: не видно ли каких следов. Из рубки доложили:

— Акустический пеленг двести семь. Семьсот ярдов. Вероятно, подводная лодка.

«Замбези» лег на новый курс, настиг подводную лодку и прямо над ней сбросил несколько глубинных бомб. Но тут отказал радар, и, пока его налаживали, эсминец потерял из виду конвой. Потом «Замбези» увеличил ход до двадцати узлов и довольно скоро догнал остальных.

В этот день караван пересек Полярный круг. И снова разыгрался сильный шторм. Горы свинцовой воды с ревом обрушивались на качающийся эсминец. Если раньше моряки видели вереницу силуэтов в сумрачном море, то теперь для них существовал только собственный корабль, сражающийся в одиночестве с нескончаемой чередой волн, каждая из которых грозила поглотить приземистый эсминец.

Под вечер авианосец передал, что не в силах бороться со штормом и ложится в дрейф. Затем последовал приказ: кто не может держать строй — лечь на северный курс и идти против ветра. В десять часов «Замбези» и большинство других судов эскорта сдались, и какое-то время царил полный хаос. Опять отказал радар, а, так как все шли без огней, «Замбези» неожиданно для себя оказался в самой гуще судов. Куда ни глянешь, всюду транспорты, только чудом удалось избежать столкновения. Шторм стал опаснее подводных лодок, и был отдан приказ зажечь ходовые огни.

Тур хотел было вздремнуть, но его опять разбудили взрывы.

Огромная волна обрушилась на судно и разбила единственный катер. Сломанная арматура пробила палубу, и вода проникала в кубрик. Но что хуже всего — сорвались глубинные бомбы. Словно взбесившись, они катались по палубе, потом, проламывая фальшборт, посыпались в воду у самого борта. Хорошо еще, что они взрывались достаточно глубоко. Но и то корпус эсминца вздрагивал так, что беда казалась неизбежной.

Команда героически пыталась укротить оставшиеся бомбы. В разгар поединка волна смыла одного моряка. В желтом спасательном жилете он качался на поверхности в нескольких метрах от судна. Сквозь гул шторма прорвался крик:

— Человек за бортом!

Пытаться его спасти значило рисковать, что погибнет еще кто-нибудь. Прошло немного минут, и бедняга весь обледенел.

— Жаль парня, — тихо заметил один из офицеров, узнав имя погибшего. — Он… он здорово играл на аккордеоне…

Попытка укротить бомбы не удалась. Волны с такой яростью осаждали эсминец, что нельзя было оставлять людей на палубе, даже спасательные веревки не выручали. Всего выкатилось за борт двенадцать бомб.

На следующий день погода была получше, и под вечер кто-то крикнул:

— Ура, корабль!

«Замбези» начал семафорить, и вскоре собралось четыре судна. С крейсера, который находился в пятнадцати

милях от них, передали приказ снова лечь на южный курс. Скоро со всех сторон замигали сигналы. Одно судно докладывало, что есть пробоина в корпусе и в нефть попала вода. Другое не могло развить ход. Почти все так или иначе пострадали, но со многими судами не удалось установить связи, поэтому картина бедствия была неполной.

Поступил новый приказ с крейсера: собравшимся вместе судам идти самостоятельно до Фарерских островов.

На следующий день «Замбези» догнал часть конвоя, в том числе «Зебру». А под вечер впереди возникли черные кручи и снежные вершины Фарерских островов. У входа в гавань Турсхавн корабли опять были атакованы подводными лодками. «Зебра» прикрыла караван, забросав лодки глубинными бомбами, «Замбези» патрулировал вход. Под утро разразился шторм, повалил снег, и два транспорта столкнулись.

На рассвете «Замбези» наконец вошел в гавань и бросил якорь. В этот день все впервые за полтора месяца увидели пробившийся сквозь тучи луч солнца.

Уже в Шотландии Тур прочитал в газетах, что такого шторма давно не было. Ветер срывал крыши с домов, в одном военном бараке на кухню влетело через окно большое дерево.

В Сент-Эндрюсе он узнал, что остальных членов «Группы „И“» опять распределили по каким-то курсам. А из США только что поступило семьдесят ящиков с запасными частями к непригодным передатчикам…

Среди норвежцев здесь царило мрачное настроение. Рассказы Хейердала про Финмарк никого не занимали. В штабе кто-то старательно приколол к стене объявление о том, что теперь КНСС будет писаться не с точками, а в разрядку…

В Лондоне Тур выложил без обиняков начальству все, что думал о безобразном снаряжении войск в Северной Норвегии. Потом пошел в советское посольство и в два счета получил бумаги, которые были нужны, чтобы вернуться в Финмарк.

XI. Обратно на Финмаркский фронт

Во вторник, шестого февраля 1945 года мать Тура (ей было уже семьдесят два года), сидя на чердаке своего домика под Лиллехаммером, слушала тайком передачу из Лондона. Рядом с ней сидел молодой человек, назвавшийся «Пером»; больше она о нем ничего не знала. Оба нетерпеливо поглядывали на часы, а стрелки, как назло, в этот день ползли очень медленно. Время дорого, в любую минуту могут нагрянуть с обыском немцы. И если они найдут Пера, ему конец. Гестаповцы пытками выбили признание из одного заключенного, он провалил целую группу участников Отечественного фронта, и явка в доме Алисон Хейердал, где долго укрывались диверсанты и парашютисты, оказалась под угрозой. Пер уже собирался уйти в Швецию, но в последних известиях из Лондона он услышал объявление диктора:

— Завтра, во вторник вечером лейтенант Тур Хейердал выступит с рассказом о Финмарке.

И Пер решил еще на день задержаться со своей радиостанцией, чтобы госпожа Алисон могла послушать сына.

Наконец в половине шестого ясно и отчетливо раздался голос Тура, словно он стоял рядом:

— Я только что вернулся с Арктического фронта, и перед моими глазами до сих пор стоит то, что я увидел. Родная Норвегия, даже не верится. Полумрак, серый рассвет, холод… Слушатели, очевидно, знают, что мы теперь занимаем передовую в Финмарке. За нами стоят русские…