Сенсаций не будет
Шрифт:
На Петровку мы возвращались уже около двенадцати. На улицах все было, как и прежде. Мчались молоковозы; у булочных разгружали хлеб, в «Форуме» только что кончился последний сеанс, и у троллейбусной остановки на Садовой стояли люди. Ничего как будто не изменилось в городе, только не стало в нем мастера бригады электросварщиков Петрова. Его фамилии не будет в списках рабочих завода. А личное дело в отделе кадров переложат в другой шкаф.
Он уже никогда не пройдет по вечерним московским улицам, не будет стоять в очереди в кино и спешить на троллейбус. Он убит.
И лишь один мальчишка в Москве, не желая верить правде,
В коридоре на жестком диване, еле шевеля онемевшими губами, она упорно твердила:
– Он не мог, он не мог этого сделать, не мог!..
ВСЕ ПРОИСХОДИТ НЕ ВДРУГ
Когда я вернулся в купе, мой сосед уже спал. На вешалке висели аккуратно сложенные брюки, низко свисал край простыни с традиционным вензелем МПС.
Я так ни в чем и не убедил его: он уснул, вероятно глубоко возмущенный и еще больше утвердившийся в своей правоте.
Увы! Подобный разговор происходил у меня не в первый раз, и позиция собеседника не была для меня новой. К сожалению, ее разделяют и другие. Письма с требованием «закрутить гайки» приходят и к нам, в уголовный розыск, и в редакции газет и журналов. Мне не раз приходилось слышать призывы к жестокости и во время дискуссий о правовом воспитании на предприятиях и в учреждениях. Да и знакомые, узнав о каком-нибудь «громком» происшествии, случается, звонят и спрашивают: «И долго вы еще с такими возиться будете?!»
Конечно, людям свойственно стремление поскорее устранить зло. Но нетерпение сердца никогда еще не давало хороших результатов: скороспелые решения и выводы не могут служить обществу во благо. В силу страха, в силу угрозы обычно верит тот, кто живет лишь сиюминутными нуждами, ценит лишь свой собственный покой и охотно перекладывает заботу о здоровье общества на чужие плечи.
Держать в страхе – это желание, порожденное боязнью, неумением и нежеланием найти другие, действенные средства. Этот способ борьбы с преступностью людям кажется самым надежным и в то же время легко осуществимым. Но это иллюзорная надежность.
Человечество издавна ограждало себя от преступности. Оно создавало законы, подчас достаточно суровые, устанавливало строгие религиозные заповеди, но становились ли они надежной преградой против преступлений? Вопрос ведь не в том, чтобы создать особо жесткие законы, а в том, чтобы научить всех свято соблюдать те, которые существуют, – иными словами, воспитать в человеке нравственность.
Меня часто спрашивают: «Что толкает людей на преступление? Почему человек расстается с порядочностью, честью, совестью, легко и просто отходит от привычных представлений о дозволенном и недозволенном?» К сожалению, на эти вопросы не существует однозначных ответов.
Конечно, все происходит не вдруг. Сначала человек разрешает себе то, чего не разрешил бы раньше. Потом сам оправдывает свои поступки, убаюкивает совесть, ищет и находит оправдывающие обстоятельства. Постепенно «переход за черту» превращается в привычку. Если вовремя заметить желание совершить то, чего раньше человек себе бы не позволил, удержать, предостеречь его, нащупать источники вредных влияний и устранить их, многих преступлений могло бы и не быть. Поэтому в борьбе с преступностью
Все плохое и все хорошее в человеке начинается с детства, и в детстве надо искать объяснения многим поступкам взрослых. Чаще плохое прорастает там, где нет чистой нравственной атмосферы, где в семье отсутствуют моральные условия для воспитания ребенка.
Внутренний мир ребенка – это нередко своеобразная копилка взглядов, привычек и противоречий родителей. Что в нее заложат, то и получат. Только получат еще и с процентами.
Недавно, возвращаясь домой, я обратил внимание на довольно любопытную сценку. Во дворе под разноцветными грибками у песочницы играли два пятилетних карапуза.
Я остановился и, приглядевшись, понял: они играют в пьяниц. Дети чокались деревянными формочками, жевали воображаемую закуску, произносили тосты, шатались, ругались, толкали друг друга. Кто-то возразит, что чоканье деревянными формочками с талой весенней водой – отражение не самых дурных примеров взрослых. Бывают случаи горше.
Передо мной официальная записка общественного инспектора Горветнадзора. Этот документ настораживает: студент второго курса медицинского института в присутствии первоклассников повесил на заборе кошку. На следующий день первоклассник Миша Клевцов за школой в сарае перебил котенку лапы и бросил его в костер.
Инспектор побывал на квартире Клевцова, беседовал с родителями. Родители не верят, что их сын мог сделать такое. В подтверждение показали аквариум – Миша рыбок любил.
Я уверен: первоклассник Миша Клевцов совершил гнусное дело потому, что ему был дан пример взрослым человеком, студентом.
Можно, конечно, сказать, что у Миши Клевцова не были воспитаны нравственные силы борьбы со злом, что его не научили жалости и доброте. Возможно, но силы стойкости и доброты тоже передаются взрослыми. Мишу этому родители не научили. Мы все знаем, что шкала отношений у детей нередко складывается по своим законам. Их оценки не всегда совпадают с оценками взрослых. Нравственность ребенка еще недостаточно крепка, жизненного опыта у него нет, поэтому иногда бывает достаточно и пустяка, чтобы он сделал неверный шаг. А об этом мы не так уж редко забываем.
Лена Конякина, воспитанная, примерная тринадцатилетняя девочка с русыми косичками, не раз слышала от родителей, что соседка Мария Ивановна «богатая женщина».
Как-то за ужином папа сказал в шутку:
– Вора на нее нет. Вот уж он бы разгулялся! Мама засмеялась.
А дядя Володя, папин брат, человек с высшим гуманитарным образованием, добавил:
– Что верно, то верно: у нее облигаций и золотых вещей на три жизни хватит.
Облигации, по мнению дяди Володи, лучше бы сдать в сберегательную кассу: он не верил в выигрыши.