Сентябрь
Шрифт:
В его руку снова скользнул прохладный бокал.
— Мне всегда очень нравилась ваша улица, по-моему, она одна из самых приятных в Лондоне.
Алекса вернулась в свое кресло и уютно устроилась в нем, поджав под себя ноги.
— А где живете вы?
— В Пембрук-Гарденс.
— Тоже приятный район. Вы живете один?
Вопрос прозвучал несколько неожиданно, но Ноэля позабавила прямота его собеседницы. Она, очевидно, помнит прием у Хатуэйев и его упорное ухаживание за ослепительной Ванессой.
— Большую часть
Уклончивость ответа прошла мимо ее внимания.
— У вас там квартира? — продолжала она.
— Да, в цокольном этаже. Солнца там мало, но я провожу в ней не так-то много времени. На уик-энды стараюсь уезжать из Лондона.
— У вас есть загородный дом?
— Нет, но зато есть удобные друзья.
— А братья и сестры?
— Две сестры. Одна живет в Лондоне, другая в Глостершире.
— Наверное, вы гостите у той, что в Глостершире?
— Нет, если только это не какое-то особое событие.
«Пожалуй, достаточно вопросов с ее стороны, — решил Ноэль, — пора меняться ролями».
— А вы на уик-энды ездите домой?
— Нет, чаще всего работаю. Люди предпочитают давать ужины в субботу вечером, а обеды в воскресенье. Да и вряд ли стоит ехать в Шотландию всего лишь на уик-энд.
— Вы имеете в виду… Вы живете в Шотландии?
— Нет. Я живу здесь. Но моя семья живет в Релкиркшире.
Я живу здесь.Ноэль смолк. Собственно, он всего лишь строил догадки. Неужели пошел по ложному следу?
— Я думал, ваш отец… понимаете, мне показалось…
— Он работает в Эдинбурге, в «Сэнфорд Каббен». Директор их шотландского отделения.
«Сэнфорд Каббен» — крупнейшая международная трастовая компания. Ноэль отверг прежнюю версию.
— Понимаю. А я-то решил, что он работает в Лондоне.
— И улетел в Нью-Йорк? Он летает по всему миру — в Токио, Гонконг. Его очень часто нет дома.
— Вы с ним редко видитесь?
— Только когда он проезжает через Лондон. В этом доме он не останавливается — у компании есть квартира, но он всегда звонит и, если позволяет время, приглашает пообедать с ним в «Конноте» или в «Кларидже». Для меня это всегда большое событие — приобретаю там уйму знаний по части всяких деликатесов.
— Что ж, и ради этого стоит сходить в «Кларидж».
Здесь он не останавливается…
— Но в таком случае кто же владелец этого дома?
Алекса безмятежно улыбнулась.
— Я! — сказала она.
— Вы?.. — Ноэль не мог сдержать удивления. Ларри успел снова забраться к ней на колени. Алекса поглаживала его по голове. — И давно вы тут живете?
— Скоро пять лет. Это был дом моей бабушки. Матери моей мамы. Мы с бабушкой были большие друзья. Половину моих школьных каникул я проводила с ней. К тому времени, как я приехала в Лондон учиться на кулинарных курсах, умер дед, и она жила одна, поэтому я поселилась у нее. А потом, в прошлом
— Наверное, она вас очень любила…
— Я ее обожала. Мои были не очень-то довольны — я имею в виду, когда я поселилась у нее. Папа это не одобрил. Бабушку он тоже очень любил, но считал, что я должна начать самостоятельную жизнь. Завести себе друзей моего возраста, снять квартиру вместе с какой-нибудь подругой. Но я вовсе не рвалась к самостоятельности. Я ужасно ленивая, а бабушка Черитон… — она осеклась и посмотрела на Ноэля, который смотрел на нее. Он ничего не сказал, и она продолжала рассказывать все тем же непринужденным, легким тоном, — …с каждым годом все старела, было бы жестоко бросить ее.
Она смолкла. Только тогда Ноэль переспросил:
— Черитон?
Алекса вздохнула.
— Да, — голос ее звучал так обреченно, что можно было подумать, она признается в тяжком преступлении.
— Редкая фамилия.
— Да.
— И довольно известная.
— Да.
— Сэр Родни Черитон?..
— Это мой дедушка. Я не намеревалась сообщать вам, это выскользнуло случайно.
Так вот в чем дело! Загадка разрешилась. Все нашло объяснение: деньги, богатый дом, мебель, картины… Сэр Черитон, ныне покойный, был основателем финансовой империи, раскинувшей свои владения по всему миру; в шестидесятые и семидесятые годы его имя не сходило со страниц «Файненшл таймс». Значит, дом этот был домом леди Черитон, а симпатичная маленькая кулинарка, точно школьница уютно устроившаяся в кресле напротив, ее внучка.
Ноэль не мог скрыть своего изумления.
— Кто бы мог подумать!
— Обычно я не сообщаю людям, кто мой дед. Никакой особой гордости за него я не испытываю.
— Но вы должны испытывать! Он был финансовый гений.
— Это вовсе не значит, что я не люблю его. Он был всегда добр ко мне. Но все эти банки и компании, которые сливались и становились все больше и больше… Я бы предпочла, чтобы они становились все меньше и меньше. Я люблю маленькие лавочки на углу, где мясник называет тебя по имени. Мне не по себе от мысли, что людей заглатывают какие-то чудовища — их уже просто не видно или их выбрасывают на улицу.
— Но вряд ли мы можем вернуться в прошлое.
— Это я понимаю. Мой отец говорит то же самое. Но у меня сердце разрывается, когда сносят целый ряд нормальных человеческих домов и вместо них вздымается ввысь еще одна кошмарная административная громада, с черными окнами, словно гигантский инкубатор. Потому я и люблю Шотландию. Страткрой, деревня, в которой мы живем, совсем не меняется. Ну разве что миссис Мактаггарт решила, что больше уже не может стоять за прилавком, и удалилась на покой, и ее лавочку купила пакистанская семья. Их фамилия Ишхак, очень славные люди, женщины у них одеваются в красивые яркие шелка. А вы были когда-нибудь в Шотландии?