Сентябри Шираза
Шрифт:
Человек хочет жить, он имеет на это право.
— Где банк? — спрашивает водитель.
— Рядом с конторой. Но сначала надо заехать ко мне домой — взять удостоверение. Мой адрес вы, наверное, знаете.
— У тебя что, нет с собой водительских прав?
— Брат, мой бумажник мне так и не вернули.
Повязку снимают, и он видит свою улицу — на ней все по-прежнему. Охранник с ним рядом кусает губы, рот его кривится. У Исаака екает сердце. Машина медленно едет по улице: мимо проплывают номера над железными воротами, еще
Машина приближается; он представляет себе дом таким, каким оставил его: газеты на журнальном столике, кровать застелена голубым покрывалом, на спинке зеленые пижамные штаны, на полу в гостиной сабо дочери — они вечно о них спотыкаются. Когда они подъезжают, ворота уже открыты, и они свободно сворачивают во двор, останавливаются за машиной Фарназ. Значит, она дома, думает он, и с души у него сваливается груз, как у мальчика, который после долгого, полного напастей дня попал наконец домой, к маме.
Лает собака; Исаак выходит из машины, собака бросается к нему, оглушает радостным лаем.
— Заткни ей пасть! — говорит охранник, наводя винтовку на собаку.
Исаак присаживается на корточки, обнимает собаку — она кладет морду ему на плечо, ее теплое, влажное дыхание щекочет ему ухо. Дверь открывается. Прямо перед ним оказываются такие знакомые, крепкие ноги Фарназ в черных лодочках. Она наклоняется, помогает ему встать.
— Господи, Исаак! Ты ли это!
Он сжимает ее руки. Впервые со дня ареста на глаза наворачиваются слезы. Он понимает — если не сдержаться, он разрыдается. Фарназ плачет, подносит его руку к губам и, к его удивлению, целует то самое место, которое он целовал в тюрьме.
— Будет вам обниматься! — говорит охранник. — Сначала надо дело сделать.
Фарназ опускает руки, отступает. Исаак входит в холл; вдыхает запахи стирального порошка, свежезаваренного чая, эти забытые запахи возрождают в нем надежду, что жизнь еще не кончилась. Превозмогая боль, он цепляется за перила, медленно поднимается по лестнице. Охранник следует за ним по пятам, Фарназ идет рядом, смотрит на его ноги, но вопросов не задает.
В его кабинете все вверх дном. Папок и документов нет и следа.
— Фарназ-джан, а где же мой паспорт?
— Паспорт конфисковали, — говорит она.
— Мне нужно какое-нибудь удостоверение личности для банка.
Фарназ выдвигает и задвигает ящики, руки не слушаются ее.
— Может, подойдет свидетельство о рождении? Вот только где оно.
— Брат, — говорит Исаак охраннику, — прошу прощения, что задерживаю. Свидетельство должно быть где-то здесь.
— Я не собираюсь торчать тут весь день, — рявкает охранник. Он расхаживает по кабинету, держа винтовку дулом вверх, разглядывает книги на полках, фотографии,
— Я долгие годы собирал их. Они из разных мест, — говорит Исаак.
— Увлекаешься саблями?
— Мастерство оружейника — вот что мне нравится.
— Мастерство, говоришь? А применить саблю по делу не хочется?
— Никогда не пробовал, — Исаак через силу улыбается.
Охранник подходит к одной из сабель, проводит свободной от винтовки рукой по золотой чеканке рукояти:
— Ну-ка, сними.
— Но, брат… Это ведь так… украшение. В смысле…
— Я сказал — сними!
Фарназ прекращает поиски, поднимает лицо — она бледна, в ярком утреннем свете заметны глубокие морщины вокруг глаз. Она постарела за время его отсутствия.
Исаак снимает саблю; на стене остается след в виде полумесяца, похожий на улыбку.
— Взгляните, брат, какая чеканка на рукояти. — Он пытается отвлечь охранника, выиграть время. — Эта сабля времен Чингисхана.
Охранник зажимает винтовку между ног, протягивает руки ладонями вверх, как паломник в ожидании благословения. Исаак осторожно опускает саблю ему на ладони, отходит, давая охраннику полюбоваться оружием. А сам оборачивается к Фарназ. Она качает головой: «Свидетельство потерялось», — шепчет она и снова опускает голову.
Ну почему, почему каждое полотенце, каждый носок, каждая майка — все на своих местах, а свидетельство о рождении, которое нужно позарез, потерялось? Исаак вскипает, но это не гнев — на гнев его уже не хватает, — а отчаяние, уверенность, что никто, даже жена не в силах ему помочь.
Охранник приставляет кончик лезвия к шее Фарназ, слегка надавливает.
— А ну-ка, найди бумажонку, сестра, да побыстрее! — орет он ей прямо в ухо.
Фарназ застывает. Исаак через стол тянется к ее руке, сжимает ее.
— Прошу вас, брат, еще минуту, — просит он охранника. И уже ей: — Подумай, Фарназ, когда ты видела свидетельство в последний раз?
— Когда приходили с обыском. Я положила его вот сюда, — она показывает на выдвинутый ящик. — А потом… погоди-ка! — Она выпускает руку Исаака, идет в угол, где высятся стопки папок и бумаг. — Ящики вытряхнули, но на место бумаги не вернули. Так что все здесь. — Она обрушивает стопки на пол, роется в бумажной куче. Запропастившийся документ, думает Исаак, — еще одно доказательство того, насколько его жизнь зависит от случая.
— Вот! — наконец говорит она. — Нашла!
— Вот и отлично! А теперь пошли. И так столько времени потеряли. — Охранник одной рукой берет винтовку, другой — саблю.
— Брат, а сабля? — говорит Исаак. — Вы не вернули саблю на место.
— И не верну. Я ее забираю.
— Но… брат, поймите, это не боевое оружие, это старинная, антикварная вещь. Вы же это понимаете?
— Пошли! Совсем недавно твоя жизнь висела на волоске. А теперь ты раскипятился из-за какой-то сабли. Знаешь, что я тебе скажу? — шепчет он на ухо Исааку. — Рано радуешься свободе. Когда скажу, что ты свободен, тогда будешь свободен. Понял?